Пег кивнула неохотно, однако не смогла оставить столь насущный вопрос висеть в воздухе:
– Она была красавица. Темная стрижка, волосы почти черные. На эльфа похожа. Светло-серые глаза. – Пег улыбнулась, внезапно оживившись. – Мне было семнадцать. К детям равнодушна. А Сандра ни с того ни с сего взяла меня за руку, привела на берег – ива, высоченная трава, вода изумрудная, вокруг ни души. Спросила, вижу ли я троллей. Я помню имена. Эльфрида и Вандерлай. Когда она отпустила мою руку и побежала по лугу за бабочкой – огромной яркой бабочкой, красно-оранжевой, будто в поместье и насекомые были свои, – я уже верила в троллей. До сих пор верю.
Она умолкла, будто застеснявшись такого пыла. Сэм, не сводя глаз с Пег, внимательно слушала.
В парке стемнело, вдоль забора стояли чужаки, лишенные лиц. Раскидистые вязы погружались во тьму, рассеивались. Собачья свора – бело-бурый размытый шквал пыхтенья и брызжущего гравия – так и не угомонилась.
– Я держусь за этот день, – тоненько продолжала Пег, – как за выцветшую открытку. Она прячется в альбоме, напоминает о совершенном счастье – о том, что на краткий миг оно
Она улыбнулась с грустью, потупилась.
– Каково было с ним работать? – Я и сам чуть не скривился от своей настырности.
К счастью, Пег лишь пожала плечами:
– У меня была крохотная роль. На площадке провела всего два дня. Честно говоря, не понимала, что происходит. Съемочная группа – сплошь мексиканцы, а помощница Кордовы командовала по-испански.
– Инес Галло?
– Ну да. Но группа звала ее койотом.
– Койотом? Почему?
– Понятия не имею.
– Вы с ним по-прежнему общаетесь? Или с кем-нибудь из тех времен?
Пег покачала головой:
– Он как хирург, который людей на органы режет. Ты играешь, он берет у тебя все, что ему нужно, – и на этом он с тобой закончил. Два дня съемок – и до свидания.
Из рюкзака она достала поводок, пристегнула к ошейнику Леопольда.
– Мне уже пора.
Она вот-вот уйдет. Хотелось задержать ее, подмывало плюнуть на осторожность, засыпать ее новыми вопросами – лишь бы говорила, лишь бы рассказывала дальше. Но я чувствовал, что ее искренность улетучивается, мгновение ускользнуло.
Пег Мартин встала и помогла собаке слезть со скамьи. Леопольд двигался, как старик с артритом. Пег сама переставила ему задние ноги на землю и безразлично мне улыбнулась:
– Удачи вам.
– И вам, – ответил я.
И они с Леопольдом неторопливо пошли прочь, не обращая внимания на суетливую собачью свору.
– Она хорошая? – спросила Сэм, смахивая кудри с глаз.
– Очень хорошая.
Сэм взобралась на скамейку, прижалась ко мне, уставилась в лицо:
– Она грустная?
– Нет, зайка. Она пожившая.
Сэм, похоже, этих данных хватило. Восхитительное свойство. Можно отпускать двусмысленные замечания о натуре человека, о его изъянах и лицемерии, о глубинной его боли, и Сэм принимает мои слова, точно старый ювелир – необработанный камень: повертит в руке, сунет в карман, отложив изучение и огранку на потом, и живет дальше.
Она почесала щеку, сплела руки на коленях – ровно так, как сплел руки я, – и мы молча посмотрели, как уходят Пег и ее пес.
У калитки Леопольд подождал, пока Пег поднимет щеколду, и прошествовал за ограду. Потом остановился, обернулся, посмотрел, как Пег запирает калитку, сует руки в карманы, – и все это походило на балет, какой танцуют лишь те, кто много лет неразлучен. Они уходили по парку и постепенно лишились всяких опознавательных признаков: ясно было только, что они вместе. И даже издали, когда они превратились в два темных силуэта бок о бок, было видно, что они замечательная пара.
– Миссис Куинси сейчас спустится, – сказал консьерж, повесив телефонную трубку.
Я склонился к Сэм. Балетки обляпались, пачка слегка помялась, но в остальном дочь выглядела пристойно.
– Я тобой горжусь, заинька, – сказал я.
Открылся лифт, и появилась Синтия в накрахмаленной белой блузке, джинсах и замшевых мокасинах «Тод». По улыбке я понял, что Синтия в ярости.
– Привет, детка, – сказала она Сэм, взмахнув ослепительной золотой гривой. – Иди, подожди мамочку у лифта.
Сэм заморгала и послушно почапала по мраморному полу.
Синтия развернулась ко мне:
– Я же сказала: в шесть.
– Я знаю…
– У нее были пробы на «Щелкунчик».
– Я договорился с Дороти. Сэм возьмут на бал.
Синтия вздохнула и пошла прочь.
– Про четверг не забудь, – бросила она через плечо.
– А что в четверг?
Она остановилась:
– Мы с Брюсом уезжаем в Санта-Барбару.
– А, ну да. Сэм на выходные у меня.
Пронзив меня предостерегающим взглядом – мол, только не налажай, – она взяла Сэм за руку, и обе вошли в лифт. Я помахал и успел увидеть улыбку Сэм.