Ночное кино

Она рассмеялась – ясный изысканный звон, точно ложечка постучала по хрустальному бокалу, призывая послушать тост крупного сановника.

Ты смотри, как далеко от яблони упало это яблочко. Поразительно, что женщина, наткнувшись на брачную золотую жилу, обзаводится не только новым гардеробом и новыми друзьями, но и голосом прямиком из граммофона тридцатых (ломкий, моно-стерео), а также лексиконом, в котором непременно найдутся слова «лентяйничать», «сезон» и «весьма сожалею». Приходилось напоминать себе, что Оливия – отпрыск военных и росла в такой нищете, что матери ее пришлось выйти на третью работу и мыть туалеты в той самой публичной старшей школе, где училась Оливия. А теперь у Оливии, должно быть, шесть поместий и яхта площадью с городской квартал.

– Мой внук Чарли – большой ваш поклонник, мистер Макгрэт.

– Скотт. Прошу вас.

– Чарли в восьмом классе в Тринити. Летом прочел вашу первую книгу, «Государство МастерКард». Остался под большим впечатлением. А теперь читает «Кокаиновые карнавалы» и хочет заниматься журналистскими расследованиями.

Я решил, что сейчас она спросит, не окажу ли я любезность прочесть чудный рассказ у него в блоге или найти ему работу – так и выяснится, зачем нас сюда пригласили.

– Я, знаете ли, никогда в вас не сомневалась, – продолжала Оливия, изогнув бровь. – Эта шумиха вокруг вас с Кордовой, вымышленный шофер, ваше возмутительное выступление на телевидении. Я прекрасно понимала, что происходит.

– Правда? Потому что для меня-то это осталось загадкой.

– Вы чем-то его раззадорили. – Она улыбнулась в ответ на мое немое удивление. – Вы ведь, несомненно, замечали, что пространство вокруг Кордовы искажается. Чем ты ближе, тем ниже скорость света, информация коверкается шифрованием, рассудок теряет логику, впадает в истерику. Искривление пространственно-временного континуума – как гигантское солнце искривляет пространство вокруг. Вот же искомое, под рукой, и ты тянешься к нему – а его никогда и не было. Я сама это наблюдала.

Она в задумчивости умолкла. Три служанки в униформе принесли чай и принялись накрывать столик: тонкий фарфор, пятиэтажная серебряная ваза, груженная пирожными, птифурами, мини-кексами и треугольными сэндвичами. Оливия сбросила бархатные туфли – «Стаббз и Вуттон», отметил я, «Найки» для миллиардеров, – подобрала под себя ноги в черных чулках. Служанки разливали чай, а Нора, ошеломленно моргая, разглядывала великолепие сервировки.

– Спасибо, Шарлотта.

Шарлотта и остальные девушки кротко кивнули и метнулись прочь, неслышно ступая по ковру.

– Вы, вероятно, недоумеваете, зачем я вас позвала, – промолвила Оливия, глотнув чаю. – Вы вернулись к расследованию Кордовы, не так ли?

Она отставила чашку и взглянула на меня в упор. Глаза у нее блестели, как у школьницы.

– Откуда вы знаете?

– Аллан Каннингэм.

Знакомое имя.

– Директор клиники «Брайарвуд». Я для них собирала средства. Он сказал, что поймал вас на той неделе – вы весьма бесстыдно разнюхивали что-то на территории. Притворяясь будущим пациентом.

Ах да – Каннингэм. Который отволок меня в службу безопасности и угрожал арестом.

– И как продвигается расследование? – поинтересовалась Оливия.

– Люди разговаривать не хотят.

Она поставила чашку на блюдце, села поудобнее.

– Я – хочу, – объявила она.

Такая прямота меня позабавила, и я не сдержал улыбки:

– О чем?

– О том, что знаю. А знаю я немало, уверяю вас.

– Из-за сестры?

Улыбка ее угасла. Надо же – я-то думал, она давным-давно пришла в себя, спрятала Марлоу в сейф, где хранит детство, заперла и выбросила ключ. Ан нет – упоминание о сестре явно ее раздосадовало.

– Мы с Марлоу не общались сорок семь лет. Не знаю, что она думает про Станисласа и что с ним пережила. Однако я и сама сталкивалась с Кордовой. И не желала об этом говорить. До сего дня.

– А почему передумали?

– Александра.

Ответила она сухо. Нора подалась вперед, опасливо разглядывая птифуры, словно боялась, что они разбегутся, стоит протянуть руку.

– Полиция считает, что Александра покончила с собой, – заметил я.

– Это возможно, – кивнула Оливия. – Но все гораздо сложнее.

– Откуда вы знаете?

– Мы однажды встречались. – Она отпила, отставила чашку и пронзила меня взглядом. – Вы верите в сверхъестественное, мистер Макгрэт? В призраков и потустороннее, в необъяснимые силы, незримые, однако могущественные?

– Да не особо. Но я верю, что человеческий разум умеет преображать все это в якобы подлинную реальность.

– У Станисласа и его третьей жены Астрид поместье в Адирондаке, возле озера Лоуз.

– Да, я знаю. «Гребень».

Она задрала бровь:

– Бывали там?

– Пять лет назад пытался, заехал с визитом. Дальше сторожки не продвинулся.

Оливия одарила меня понимающей улыбкой.

– Я приехала туда в начале июня семьдесят седьмого года. Невезучая актриса. Двадцать девять лет. Кордова готовился снимать «Тиски для пальцев». Его помощница Инес Галло написала моему агенту и сообщила, что Кордова видел меня в «Резне в День святого Валентина» и восхищен моей работой[79].

Она, похоже, смутилась.