Ночное солнце

— Сереж, ты совсем дурак?! — закричала она и подскочила к Никитину. Лицо ее пылало. — Я не знаю, каким образом эта неизвестная тварь узнала о наших словечках… Мне понятно одно: кто-то целенаправленно пытается нагадить в мою жизнь!

Удар был нанесен ниже пояса. Кто?! Зачем?! Каким образом?! «Пальчики-свирельки» принадлежали только двоим — ей и полковнику. Про «трындычиху» (слово, однажды случайно сорвавшееся с губ еще молодого Никитина по отношению к патологически болтливой жене) Самоварова, насколько могла вспомнить в своем растерзанном состоянии, никогда никому не говорила.

Про сырники с черносливом, заботливо завернутые в фольгу, могли знать несколько секретарш, работавших в разное время в отделении, включая самую долгую и преданную, что сидела сейчас в приемной.

— А нагадил в мою…

— Сережа, я пришла поделиться с тобой тем, что происходит у меня в последнее время: сначала у доктора среди бела дня выгорело полквартиры, в которой мы жили, — затараторила она. — Проводка была исправна, квартиру подожгли! Затем под дверью уже моей квартиры стали появляться чужие мешки с протухшим мусором, мне подкинули набитую тухлятиной игрушечную собаку… И все это время меня не покидает ощущение, что за мной следят!

Полковник, казалось, совсем ее не слушал.

Прошла вечность, за которую он успел грубо отбрить кого-то в мобильный.

— Успокойся, — наконец приблизился он к бывшей любовнице. Его подавленный, потухший взгляд выражал тревогу, схожую с той, какая была в глазах Аньки и доктора… — Психика человека — дремучий лес. Я не знаю, что с тобой происходит, но если этот безумный порыв, — он ткнул пальцем в компьютер, — вызвал очередной острый кризис, я постараюсь это принять, хотя понять это выше моих сил.

— Что понять?! — снова сорвавшись на крик, перебила Самоварова.

Полковник отвел взгляд:

— Тебе нужно отдохнуть, подлечиться.

Она себя ненавидела — маленькую, жалкую, потную, раздавленную кабинетными стенами, старую и ненужную.

Пол в кабинете полковника был выложен простенькой плиткой — квадратик серый, квадратик темно-серый, а между ними, по диагонали, незатейливый декор с завитушками.

«Неплохое решение. Надо бы у Валеры так… Только в другой цветовой гамме», — вдруг отстучало в голове.

Она перевела взгляд на рубашку полковника. Солидный живот обтягивали нелепые для его возраста и рода деятельности желтые и зеленые полоски.

«Только она могла купить ему такую безвкусицу!»

— Ну что же… — На дрожащих от неотпускавшего напряжения ногах Самоварова подошла к креслу и схватилась за сумочку. — Прости, что так вышло, Сереж, и, видимо, прощай…

Уже схватившись за ручку двери, бросила, не оборачиваясь:

— Главное — я-то знаю, что я этого не делала!

21

К вечеру, когда Инфанта была уже в своей спальне, Петя прислал ей несколько симпатичных, добытых путем наружного наблюдения фоток.

Она попросила его их распечатать, положить в конверт и оправить гонца в салон красоты. Обе посменно работавшие на ресепшен девушки давно были прикормлены небольшими, но регулярно выдаваемые ею втихаря от хозяйки купюрами.

После чего она написала знакомой заочно таджичке и пояснила, что следует делать, когда та заберет из салона конверт.

Смакуя в голове события прошедшего дня, Инфанта спустилась вниз.

С той самой ночи, когда она ударила Жаруа светильником, он старательно ее избегал. В доме и в саду было, как обычно, чисто, завтрак и вечерний чай подавались вовремя.

В свободные от работы часы немой с помощью разных уловок искал ее внимания — то подходил и, мыча, показывал на голову: «болит», то вдруг начинал греметь посудой, ожидая, что она начнет ругаться, а после пожалеет и угостит чем-то вкусным, то тащил ее в сад и показывал, в зависимости от времени года, посаженные им расцветшие кустарники, россыпь рябины или красивые шишки на сосне. Теперь же его было не видно и не слышно. Поднявшись в мансарду, она без стука толкнула дверь в его каморку.

Жаруа лежал на узкой, застеленной старым пледом койке и, щуря угольные глаза, читал под слабым светом лампы, стоявшей на табуретке рядом с кроватью.

Неспешно проплыв к нему, от смущения и стыда прикрывшему глаза и машинально запустившему руку в паклю своих волос, она выхватила книгу из грязных собачьих лап.

Прочла название на обложке — сборник рассказов Достоевского.

Сборник, вероятно, остался от предыдущих жильцов и был отрыт им в подвале.

Она никогда не считала его одноклеточным, но что мог он, бомж и скиталец, необразованный, убогий человек, черпать для себя в творчестве рефлексирующего дворянина-игрока, ей сложно было представить.

— Спустись вниз, ты мне нужен! — Усмехнувшись, Инфанта швырнула книгу на кровать и быстро вышла из затхлой каморки.

После того как, все еще дрожа от неотпускавшей страсти, она простилась с Даней, Инфанта отыскала с помощью интернета антикварный магазинчик поблизости и решила в него заехать.

Она не была уверена в том, что Даня побывает в ее доме, даже не была уверена (впрочем, так было всякий раз), что они еще увидятся. Тем не менее идея вдохнуть жизнь в свое жилище показалась ей не такой уж нелепой.