— Сказать по совести, Регина меня всегда пугала. — Застарелое, засевшее где-то глубоко внутри крошечным, но острым камушком, сильно царапало, и Самоварову прорвало: — Взгляд у нее всегда такой был, будто это она за Ольгой присматривает, чтобы не натворила чего. А та все равно натворила… Девчонка как наперед знала!
В день, когда это случилось… Помню, вы позвонили в дверь… Вбежав в квартиру, я, признаюсь, думала о том, чтобы забрать ее к себе. Тельце помню это щуплое, ладошки горячие на моей шее, жмется ко мне, плачет… Я ведь действительно думала ее забрать… А потом вдруг на взгляд ее наткнулась — недобрый, недетский, — будто она всю меня насквозь видит… Жутко мне стало!
Варвара Сергеевна раздавила в пепельнице окурок и посмотрела на притихшую Маргариту Ивановну.
— Знаю, не лукавишь, — переварив услышанное, вздохнула соседка. — Сама все видела, помню. Звереныш она была. Ни одна нормальная мать звереныша в дом, где живет любимый ребенок, не впустит. Все ты правильно сделала. Да вот только объяснить это уже некому… Хочешь, завтра вместе в храм сходим?
— Засиделась я у вас, пойду! — Варвара Сергеевна встала с дивана.
Наклонившись к соседке и стараясь не вдыхать в себя запах старого тела, приобняла ее за плечи.
— Завтра не получится. Да и вам, вижу, тяжело ходить.
Маргарита Ивановна глядела на нее по-матерински строго:
— Знаю, ты не особо верующая. Я и сама такая же лет до семидесяти была. А чем ближе к земле, тем яснее чувствуешь: там, — подняла свой сморщенный, крючковатый палец и ткнула им в потолок Маргарита, — однозначно что-то есть. И душа, и жизнь загробная. Погоди, я тебя провожу. Да убери ты руку, мне двигаться надо. Знаешь, как врачи говорят? Движение — жизнь. Может, еще на твоей свадьбе погуляю. Хотя что сейчас за свадьбы? Расписались да поужинали втихаря в ресторане.
Шаркая следом за ней по коридору, старушка продолжала бормотать ей в спину:
— Ясно одно: ген нездоровый по женской линии в их роду сидел. Валентина-то Петровна, мать Ольги, тоже, хоть и образованная, со странностями была, да ты уж, конечно, не помнишь. А в храм сходить тебе нужно, поняла?
Самоварова неопределенно мотнула головой.
В месть мертвых душ она не верила.
Прикрыв за собой входную дверь, с огорчением отметила, что в прошлую их встречу соседка выглядела намного бодрее.
Люди из прошлого редко нужны в настоящем.
Скучаем мы вовсе не по ним, а по ушедшему времени, в котором были другими.
Бывает, что, лелея в своих воспоминаниях чей-то образ из молодых лет, вдруг, случайно столкнувшись с живым человеком в нынешнем времени, с разочарованным удивлением отмечаем, что этот едва знакомый субъект невыносимо скучен, и уже не можем себе представить, что он обладал теми качествами, которые столько лет приписывала его образу неверная память.
Но Маргарита Ивановна, некогда бойкая женщина, хоть и пугала Варю неизбежностью надвигающейся старости, была для нее необходимым человеком из прошлого.
Дело было в совместно пережитом.
То, с чем они тогда столкнулись, вызвало у обеих (как бы сейчас сказали) сильнейший стресс.
Ни Анька, ни Валера, ни даже Никитин — косвенный свидетель событий тех лет, — никогда бы не поняли ее так, как понимала Маргарита.
Копаясь годами в чужих грехах и судьбах, Варвара Сергеевна хорошо знала, что реальность часто оказывается почти нереальной.
Соседкина мысль о том, что за всем этим бездоказательным кошмаром, возможно, стоит какой-то «прозревший» через тридцать с лишним лет родственник семьи Рыбченко, перестала казаться ей такой уж нелепой.
Бывшему следователю оставалось только найти ответ на ключевой вопрос: «Почему именно я?»
Как и тогда, так и теперь Самоварова оставалась при мнении, что виновата в трагедии Ольгина душевная болезнь, незаметное течение которой окружающие принимали всего лишь за странности поведения одинокой пианистки.
Что именно вызвало обострение, толкнувшее несчастную сразу на два преступления — самоубийство и оставление ребенка в заведомо угрожающих жизни обстоятельствах, так и не нашло конкретного ответа. Были лишь сплетни да предположения.
…Дорога в битком набитом возвращающимися курортниками поезде была тяжелой.
Варя и Анюта прибыли на Московский вокзал в начале двенадцатого ночи. В такси, за пять минут домчавшего до дома, дочка успела заснуть. Водитель попался отзывчивый и, не взяв с молодой матери дополнительных денег, донес чемодан и сумки до двери.
На следующий день Варя проснулась в начале девятого.
Дел было невпроворот.
Разобрать чемодан и сумки, что-то по-быстрому перестирать, сходить в магазин…
А самое главное — для того чтобы встретиться и поговорить с Никитиным, как решила, расставив все точки над «i», — нужно было кому-то сбагрить Аньку.
Усевшись на табуретку в коридоре, она набрала номер матери.
Та, как обычно, первым делом пожаловалась на здоровье, и разговор зашел в тупик.
Зато свекровь, от которой помощи всегда было мало, откликнулась и предложила сходить с внучкой в зоопарк.
Варя договорилась встретиться с ней в метро ровно в два.