Ночной администратор

Моранти – большеголовый итальянец лет шестидесяти, седой, смуглый, с оспинками на лице. Даже оставаясь неподвижным, он вносил некоторый диссонанс в общую атмосферу: от него веяло духом народной справедливости, крестьянской борьбы за выживание. Один раз он яростно хрюкнул и стукнул широкой ладонью по столу. Но только для того, чтобы притянуть к себе через стол бумагу и, изучив, швырнуть обратно. Один раз он откинул голову назад и пристально вгляделся в Джонатана, как бы оценивая, колониалист он или нет.

– Мистер Томас, вы англичанин?

– Я из Новой Зеландии.

– Добро пожаловать на Кюрасао.

Малдер, напротив, был тучен и жизнерадостен, как Пиквик. Когда он расплывался в улыбке, щеки его сверкали, как красные яблоки, а когда переставал сиять, хотелось поскорее ласково спросить: «В чем я провинился?»

Но рука его дрожала.

Почему дрожала, отчего дрожала, от распутства или бессилия, от пьянства или страха, Джонатан мог только догадываться. Но рука дрожала так, будто принадлежала не Малдеру, а совсем другому человеку. Дрожала, принимая паспорт Джонатана, протянутый Лэнгборном, дрожала, старательно переписывая фальшивые данные. Дрожала, возвращая паспорт Джонатану, а не Лэнгборну. И опять задрожала, раскладывая бумаги на столе. Даже пухлый указательный палец дрожал, указывая Джонатану место, где ему следовало поставить подпись под отказом от собственной жизни, и место, где для этого достаточно было инициалов.

И когда Малдер дал подписать Джонатану все виданные и еще кучу невиданных документов, дрожащая рука извлекла наконец пресловутые облигации на предъявителя – увесистую пачку трепещущих голубых купюр, напечатанных компанией «Трейдпатс лимитед», которую возглавлял Джонатан. На каждой имелись номер, выпуклая гербовая печать и гравированный узор, как на банкнотах, и назначение у них было то же – обогатить анонимного предъявителя. Джонатан сразу понял – подтверждения не требовалось, – что облигации были роуперовские: пустить пыль в глаза, повысить ставки, сразить клоунов.

Потом он, повинуясь кивку благодушно улыбающегося Малдера, подписал и облигации в качестве лица, на имя которого открыт банковский счет компании. Затем с разбегу подмахнул любовное письмецо нотариусу Малдеру, заверяя его в назначении представителем «Трейдпатс лимитед» на Кюрасао в соответствии с местными законами.

И вдруг оказалось, что процедура закончена и осталось пожать руку, выполнившую столь тяжелую работу. Что они должным образом и проделали – даже Лэнгборн.

И вот Малдер, краснощекий пятидесятилетний школьник, уже машет им со ступенек лестницы пухлой ручонкой, чуть ли не обещая писать каждую неделю.

– Томми, если ты не возражаешь, я возьму паспорт, – подмигнул Тэбби.

* * *

– Но, Дикки, мы с Дереком уж точно встречались! – вскричал голландский банкир, обращаясь к Роуперу, стоявшему там, где следовало бы установить камин, если бы таковые нужны были на Кюрасао. – И не только вчера, полагаю! Я бы сказал, мы старые друзья по Кристаллу! Нетти, принеси, пожалуйста, чаю мистеру Томасу!

На мгновение профессиональному наблюдателю отказала память. Потом он вспомнил ночь на Кристалле, и Джед за столом в синем атласном декольтированном платье, в жемчугах, и этого придурковатого банкира, который теперь всех утомлял рассказами о связях с сильными мира сего.

– Ну конечно же, приятно вновь встретиться! – с некоторым опозданием воскликнул любезный служащий отеля, протягивая руку.

И тут же Джонатан второй раз за прошедшие двадцать минут обменялся рукопожатиями с Малдером и Моранти, как будто видел их впервые в жизни. Джонатан, правда, сделал это спокойно (да и они тоже), так как начинал понимать, что в этом театре один актер может сыграть несколько ролей в течение одного представления.

Они сели вокруг стола, Моранти смотрел и слушал, словно третейский судья, а говорил главным образом банкир, считая, очевидно, первейшей обязанностью ознакомить Джонатана с массой бесполезной информации.

Акционерный капитал компании на Кюрасао может исчисляться в любой валюте, сказал голландский банкир. Нет никаких ограничений на покупку акций иностранцами.

– Здорово, – сказал Джонатан.

Лэнгборн лениво поднял на него глаза. Моранти не дрогнул. Роупер, рассматривавший старинную лепнину на потолке, слегка ухмыльнулся.

Компания освобождена от любых налогов, сказал банкир. Передача акций не ограничена. Налогом также не облагается.

– Ну, гора с плеч! – с прежним воодушевлением произнес Джонатан.

Мистер Дерек Томас не обязывается законом привлекать внешних наблюдателей, сказал банкир с такой торжественностью, словно эти слова возвели его в высший монашеский сан. Мистер Томас свободен в любой момент перевести компанию под другую юрисдикцию по собственному выбору.

– Это я учту, – сказал Джонатан, и на этот раз, к его удивлению, невозмутимый Моранти расплылся в улыбке и произнес: «В Новую Зеландию», словно решил, что там-то ей самое место.