Но Джонатан, несмотря на все тревоги, впервые за свою начавшуюся в Ланионе одиссею чувствовал облегчение. Невероятная красота старых построек наполняла его радостной ностальгией. Плавучий рынок и плавучий мост по-настоящему очаровали его. Подобно узнику, выпущенному из тюрьмы, он влюбленно глядел на шумные толпы загорелых туристов и восхищенно слушал аборигенское папьяменто, мешающееся со всполошным голландским говором.
Он опять был среди настоящих людей. Людей, смеющихся и глазеющих, покупающих и толкающихся, жующих сладкие булочки на улице. И ничего, абсолютно ничего не знающих о том, чем он занимается.
Один раз он углядел Рука и Милли, пивших кофе в одном из уличных ресторанчиков, и в порыве легкомыслия чуть не подмигнул им. В другой раз узнал человека по имени Джек, показавшего ему еще в Лондоне, в Лиссон-гроув, как использовать копировальную бумагу для тайнописи.
«Как у тебя дела?» Он оглянулся и не увидел ни Фриски, ни Тэбби: их место в его воображении заняла Джед с развевающимися на ветру каштановыми волосами.
«Я не понимаю, Томас. Разве человека любят за то, чем он занимается? Со мной такого не бывает».
«Что, если он грабит банки?»
«Все грабят банки. Банки грабят всех».
«Что, если он убил твою сестру?»
«Томас, ради Бога».
«Зови меня просто Джонатан», – сказал он.
«Почему?»
«Это мое имя. Джонатан Пайн».
«Джонатан, – повторила Джед. – Джонатан. О черт! Будто на спортплощадке тебе опять велят начать все сначала. Джонатан… Да мне и не нравится… Джонатан… Джонатан…»
«Может, привыкнешь», – предположил он.
Вернувшись в гостиницу, в вестибюле они наткнулись на Лэнгборна, окруженного группой делателей денег в темных костюмах. Лэнгборн был очень зол – в таком состоянии он пребывал, когда его машина опаздывала или когда кто-нибудь отказывался спать с ним. А хорошее настроение Джонатана только усугубило его гнев.
– Не видел где-нибудь здесь Апостола? – спросил он, даже не поздоровавшись. – Проклятый малыш исчез.
– Небось, не иголка, – пробурчал Фриски.
Из гостиной Джонатана вынесли мебель. На передвижном столике утопали во льду бутылки «Периньона». Двое медлительных официантов развозили тарелки с канапе.
– Будешь красоваться, – сказал Роупер, – целовать детишек, в общем, цвести и пахнуть.
– Что, если они заведут со мной деловой разговор?
– Эти клоуны будут слишком заняты подсчетом еще не полученных денег.
– Вы не могли бы принести несколько пепельниц, – обратился Джонатан к одному из официантов. – И, пожалуйста, откройте окна. Кто у вас старший?
– Я, сэр, – ответил официант по имени Артур.
– Фриски, дай, пожалуйста, Артуру двадцать долларов.
Фриски неохотно протянул деньги.
Это был Кристалл без дилетантов. Это был Кристалл без взглядов Джед. Это был открытый миру Кристалл, наводненный всемогущим «неизбежным злом». Только сегодня звездой был Дерек Томас.
Под милостивым присмотром Роупера элегантный бывший ночной администратор обменивался рукопожатиями, сиял улыбками, запоминал имена, острил, занимал гостей.
– Привет, мистер Гупта, как теннис? Ах, сэр Гектор, как приятно снова вас видеть! Миссис Дель Оро, как вы живете, как ваш потрясающий сын с его потрясающими успехами в Йельском университете?
Лоснящийся английский банкир из Рикмансворта отвел Джонатана в сторонку, чтобы прочесть лекцию о значении коммерции в развивающихся странах. Двое продавцов облигаций из Нью-Йорка с пористыми лицами бесстрастно слушали.
– Я вам прямо скажу, я не стыжусь этого, я уже говорил этим джентльменам, я опять повторю это. В нынешнем третьем мире важно, как они тратят деньги, а не как они их делают. Начинай с конца. Единственное правило игры. Совершенствуй инфраструктуру, поднимай жизненный уровень. А каким способом, не имеет значения. Правда! И вот Брэд согласен со мной. И Сол.
Брэд заговорил, почти не разжимая губ. Джонатан сразу и не понял, что он говорит.
– У вас, Дерек, э-вообще есть экспертиза? Вы э-инженер, сэр? Э-инспектор? Что-то-э-что-то в этом роде?
– Я на самом деле больше всего по яхтам, – бодро сказал Джонатан. – Не по таким, как у Дикки. По парусным. Примерно шестьдесят футов – мой любимый размер.
– Яхты, у-у? Я э-люблю их!
– Я тоже, – сказал Сол.
Вечер закончился очередной серией рукопожатий. «Дерек это великолепно. Точно. Будь здоров, Дерек. Точно. Дерек, как только захочешь, для тебя всегда найдется работка в Филадельфии… Дерек, как только будешь в Детройте… Точно…»
Довольный представлением, Джонатан стоял на балконе, улыбаясь звездам и вдыхая морской запах бензина. «Что ты сейчас делаешь? Ужинаешь с Коркораном и со всей свитой в Нассау – Синтией, разводящей бультерьеров, гадалкой Стефани? Обсуждаешь меню для зимнего круиза с бесценной Делией, несравненной шефиней «Железного паши», или свернулась калачиком, подложив под щеку белую шелковую подушечку своей руки, и шепчешь: «Джонатан, Господи, что же мне делать?»
– Пора жрать, Томми. Нельзя заставлять господ ждать.
– Я еще не голоден, Фриски.
– Думаю, никто не голоден. Это как церковный обряд. Пошли.