В душе Толик уважал Малютина за настойчивость, упорство и неподкупность. Но жизнь научила его видеть в жертвах не людей, а мишени. Мишени же отличаются для стрелка лишь одним основным параметром — легко или трудно их поразить. Мишени не бывают ни хорошими, ни плохими, ни добрыми, ни злыми. Бывают поясные, в полный рост, бегущие, внезапно поднимающиеся, падающие.
— Оружие не терять ни при каких обстоятельствах, — было последней фразой Толика, перед тем как он крепко сжал зубы.
Малютин, следовавший в сопровождении двух телохранителей, приблизился к стеклянной двери. Он увидел сквозь нее сверкающую Неву, боковым зрением заприметил яркие зонтики уличного кафе. Телохранитель не дал ему самому открыть дверь, властно шагнул вперед и вышел на крыльцо.
Взгляды омоновца и телохранителя на мгновение встретились. Этого мгновения было достаточно, чтобы обменяться информацией: мол, ничего подозрительного не заметил? Нет!
Подозрительными омоновцу могли показаться лишь машина, простоявшая тут больше десяти минут, или ктонибудь одетый не по сезону, в длинный плащ или в свободную куртку, под которой можно спрятать оружие. Но возле дома, украшенного государственным флагом, никто не задерживался. «Опель», остановившийся здесь с минуту назад, еще не успел вызвать подозрения. Разве что уличное кафе могло таить себе угрозу. Уже несколько раз комендант здания предпринимал попытку ликвидировать это заведение. Мало ли кто может прийти с оружием в сумке. усесться за столик и терпеливо ждать за чашечкой кофе, когда на крыльце появится Малютин или кто-нибудь другой из высокопоставленных чиновников.
Но именно Малютин не давал этим планам осуществиться, считая, что безопасность должна иметь свои пределы. Не выселишь же людей из соседних домов, не запретишь же машинам проезжать по набережной?
Телохранитель отступил в сторону, давая возможность Малютину выйти на крыльцо. Шофер уже торопливо покидал машину, чтобы распахнуть дверцу. Из многих инструкций он твердо усвоил лишь одну — по его вине Малютин не должен оставаться на открытом пространстве ни одной лишней секунды. Дверца распахнута, значит, и вины нет, за все остальное отвечает охрана.
Малютин с удовольствием вдохнул нереально чистый для центра города воздух. Ветер дул с Невы, пахло холодной водой и, как показалось ему, медом. Первый телохранитель шел впереди на две ступеньки ниже Малютина, второй — рядом, чуть повернувшись корпусом, чтобы прикрыть его от возможного покушения со стороны кафе.
Омоновец продолжал стоять с каменным лицом, широко расставив ноги.
— Вперед! — скомандовал Толик, резко толкнув дверцу автомобиля.
Он выбрался из машины быстро, но не теряя при этом достоинства, автомат до последнего момента скрывал за Дверцей. То, что оружие уже видят люди, сидящие в кафе, его не волновало. Даже если кому-то придет в голову крикнуть, он успеет выстрелить. Роли были поделены:
Толик, стоя у машины, первым нажал на спусковой крючок.
Короткий автомат, сотрясаемый выстрелами, словно живое существо, вырывался из напряженных рук.
Телохранитель, спускавшийся по лестнице впереди Малютина, даже не успел выхватить пистолет. Очередь прошила его снизу доверху, в трех местах пробив ногу, вспоров материю пиджака, обнажив сияющие металлом пластины бронежилета. Еще одна пуля вошла в голову.
Высокий и крепкий, он рухнул на красные гранитные ступени, открыв своего подопечного.
Сашок тем временем стрелял во второго телохранителя. Молодой убийца действовал менее расторопно, чем Толик, поэтому в ответ успело прозвучать два выстрела. Но пистолет — игрушка по сравнению с автоматом. Если тебя и мишень разделяет более пятидесяти метров, прицельно не выстрелишь, тем более, когда стреляешь не из укрытия, а сам находишься под огнем. Пуля разбила зеркальце «Опеля», вспорола обивку сиденья.
— Ниже бери, — выдохнул Толик, краем глаза заметив то, что раненый телохранитель, чье лицо исказила гримаса боли, вновь поднимает руку с пистолетом, пытаясь прицелиться, на этот раз в него самого, понимая, что именно Толику предстоит убить Малютина. Именно для этого Толик на мгновение перестал стрелять — из грохочущего автомата не прицелишься. Телохранитель успел-таки выстрелить, но кровь заливала ему глаза, и пуля, чиркнув о гранитный парапет набережной, фыркнула, рикошетом уйдя вводу.
Толик нажал на спуск. Он всегда, стреляя очередями, целился немного ниже того места, куда старался попасть, зная, что работающий автомат поведет вверх и максимум, что он сможет вогнать в цель с одной очереди, это три пули — ноги, живот и голова, если человек стоит в полный рост.
Малютин словно оглох и ослеп, когда прозвучали первые выстрелы. Он застыл, когда упал даже не успевший выхватить оружие телохранитель, но увидев нацеленный на себя короткий ствол автомата, собрался, и воля вернулась к нему. Рвануться назад или бежать вперед к машине, за которой прятался присевший на корточки шофер? Это была проблема выбора, который Малютин не успел сделать.