Читаем Ночной дозор полностью

Рембрандт. Я тоже недавно приобрел Рубенса. А вы не любите его - я так и знал. Согласен, это не Дюрер, и все-таки у него есть свои достоинства. У него не хватает подчас того, что вы ищите - глубины мысли, отзывчивости, но ему зато нет равных в передаче движения, богатстве палитры, яркости цвета. И если кому-нибудь удастся соединить то, чего не достает Рубенсу, с тем, чем он обладает - такой человек достигнет предела возможностей, открытых художнику.

Тюльп . Но осуществимо ли это? Не исключает ли одно другое? Я вот что хочу сказать: можно ли, видя мир в его великолепии, одновременно видеть его....

Рембрандт (хватает свечу и буквально подтаскивает Тюльпа к картине). Смотрите, это - "Жертвоприношение Авраама", здесь я почти добился и того и другого - и великолепия и глубины, которой вы жаждете. Старик - подлинный патриарх: в нем есть и достоинство и мощь, которых требует его деяние. Но разве вы станете отрицать, что он, в то же время, и потрясенный горем отец.

Тюльп . Да, я бы предпочел это полотно всем полотнам Рубенса, хотя, на мой взгляд, это не такая уж большая похвала, господин ван Рейн. ( Тюльп говорит в сторону. ) Только человеку, воображающему, будто отец, занося нож на сына, может выглядеть вот так, как здесь, не худо было бы обратиться к врачу.

Рембрандт . Да, я скоро добьюсь того, что вы будете полностью удовлетворены. Вас нелегко убедить, но я это сделаю - дайте только срок. ( Обнимает Тюльпа по-дружески. ) А сегодня вы мне очень помогли - не знаю, что на меня нактило - мне ведь, право, не на что жаловаться. Со мной, благодарение Богу, моя жена и мой ребенок. У меня есть работа и хорошая репутация, причем репутация эта - дело ваших рук; если бы не вы, я, вероятно, до сих пор в безвестности трудился бы в Лейдене. Словом, у меня все обстоит лучше, чем я когда-либо осмеливался мечтать.

Тюльп . Ну вот и прекрасно, я тоже погорячился малость.

Слышится шум - пришли гости. В гостинной появляется Саския в соровождении капитана Баннинга Кока. Он держит ее под руку. За ними появляются поэт господин Иост ван ден Фондель, художник фон Зандрарт, пастор Свальмиус. Чуть в тени держаться ван Флит и Лисбет.

Саския. Рембрандт, разреши представить.

фон Зандрарт.Фон Зандрарт, коллега.

Фондель. Фондель, поэт, член Городского совета, я много о вас слышал и рад познакомиться, господин ван Рейн.

Рембрандт. Очень рад, господин Фондель.

Фондель. Ой ли?! Почему вы не посещаете наш мейденский кружок? Я несколько раз писал вам приглашения.

Рембрандт. Виноват.

Фондель. Мы, представители высоких искусств Амстердама, должны общаться друг с другом, чтобы сверять биение наших сердец.

господин фон Зандрарт. Дорогой Иост, господин ван Рейн и так оказал нам большое внимание, пригласив в свой роскошный дом. Весь Амстердам только и говорит о вашем с господином Тюльпом хиругическом уроке. Я надеюсь, вы покажите нам свои новые полотна?

Рембрандт. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, смотрите мою скромную коллекцию. (К Лисбет). Лисбет, прикажи подать пунш.

Лисбет с ван Флитом удаляются, и пока гости осматривают картины, ван Флит появляется с подносом, предлагает гостям выпить. Делает это все неуклюже, и Саския смотрит на него с укором.

Саския. Ван Флит, будь поосторожнее.

капитан Кок (к Рембрандту). Мы с Рейнтенбергом, только что были у мейденцев, там было совещание, но так и ничего не решили, но я, на всякий случай, притащил сюда Фонделя.

Рембрандт. У мейденцев? Но скажите, ради Бога, капитан, что вы там делали?

капитан Кок . Говоря по правде, - ничего, ничего, ровным счетом. Нас пригласили туда в связи с этой дурацкой встречей Марии Медичи. Не отвечай мы за парад городской стражи, мы ни за что бы не впутались в эту дурацкую историю...

Саския. Значит, комиссия из художников уже составлена?

капитан Кок . Практически да, дело только за председателем. Фондель колеблется между учеником Рембрандта ван Флинком и самим Рембрандтом. Так что, будьте с ним полюбезнее.

Рембрандт. Черт, этого только не хватало.

Фондель (осмотрев картины, подоходит к Рембрандту). Скажите, господин ван Рейн, а можете вы написать Бога?

Рембрандт. Не знаю, никогда не пробовал.

Тюльп. Но вы же писали Бога во плоти, и притом - не раз.

пастор Свальмиус. Но разве, изображая Иисуса, вы воспринимаете его как Бога и создателя Вселенной?

Рембрандт. Я не очень понимаю, что вы имеете ввиду?

пастор Свальмиус. Господин Фондель спрашивает, в силах ли вы придать атрибуты Бога-отца личности Бога-сына?

Рембрандт. О каких атрибутах вы говорите?

пастор Свальмиус. О тех атрибутах, которые не поддаются определению в силу своей непостижимости.

Подходят Саския с капитаном.

Капитан. Мы пропустили что-нибудь интересное?

Рембрандт. По-моему, нет.

Фондель . Как вы, однако, любезны! (К капитану.) У нас тут вышел спор, я бы сказал, довольно важный: я спросил у господина ван Рейна, как он мог бы изобразить Бога, а пастор Свальминус утверждает, что мы не должны пытаться предтсавлять себе Бога в зримом образе.

Саския. Полно, давайте к столу.

Фондель . Но мы не можем оборвать спор на середине. Вы так и не ответили, господин ван Рейн.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза