Ночной гонец

— Нет, не из Мадешё. Я блесмольский.

— Блесмольский?

Слово это поразило Сведье как удар грома, Если этот человек был из Блесмолы и жил тут в лесу, то нетрудно было догадаться, кто он таков.

— Так ты, выходит, Угге?

— Он самый и есть.

— Блесмольский вор!

Сведье вскочил с места, Рыжебородый сплюнул на раскаленные угли, так что они зашипели, и продолжал обсасывать шейку.

— Стало быть, ты тот самый ворюга!

Сведье было совестно: как это он раньше не сообразил, кто таков был незнакомец? Угге, лесной вор, о котором шла молва, будто он даже глаза у людей уворовать сумеет. Догадывались, что Угге вырыл нору, словно мышь, и живет в ней. Но никому и в голову не приходило, что воровское прибежище могло быть такой удобной землянкой. Когда Сведье огляделся и увидел два медных котла, подвешенных к потолку, всю эту посуду и одежду, овечьи и телячьи шкуры, сундуки и всякий скарб, когда он все это увидел, то сам не мог надивиться своей недогадливости. Только вор мог натаскать столько добра! Сведье уже не удивлялся, что тот стащил у него глухаря.

Он сидел у того же очага и ел ту же снедь, что и лесной вор Угге из Блесмолы. Угодил за один стол с вором!

Угге продолжал спокойно сидеть. Жесткие рыжие космы спадали ему на лоб, точно кудель, и он посмеивался квохчущим смешком. Клочья бороды на его лице отсвечивали, смех был глухой, а сам он сидел нахохлившись, ухая, словно филин на елке.

— Это ты украл серебро у Бокка, — сказал Сведье.

— Незваным гостем пожаловал я на крестины.

— Вздернуть бы тебя на первом же суку!

— Так ступай, выдай меня!

— Да ежели бы я сразу признал тебя, ноги моей не было бы в твоей воровской норе.

— Ты наелся, сидишь тут сытый, в тепле. Чего же ты ко мне привязался?

— Не по нутру мне воры и мошенники.

— Так ступай, выдай меня!

Тут Угге из Блесмолы разразился таким смехом, что кусок мяса попал ему не в то горло. На все, что говорил Сведье о его плутнях и воровских проделках, у него был один ответ:

— Ступай, выдай меня!

Он швырнул обглоданную шейку в груду костей:

— Заодно уж и себя выдашь! Нашим шкурам — одна цена.

— Я свою шкуру на твою не променяю, — ответил Сведье с негодованием. — Я не мошенник.

— Ты беглый и бездомный холоп!

— Я ушел в лес правды ради. А ты — грешить.

— Но угоди мы в силки — с нас обоих разом шкуры спустят.

— Зато моя честь при мне останется.

Лесной вор прищурился из-под рыжих косм на крестьянина и пригрозил:

— За тобой есть кому охотиться. Ты беглый холоп Клевена. Встретишь господских слуг — быть тебе в остроге.

При этих словах Угге из Блесмолы ухмыльнулся, обнажив свои волчьи зубы. Тут Сведье умолк и молчал так долго, что лесной вор мог торжествовать, — последнее слово в перебранке осталось за ним:

— Как ни хорохорься, а только шкурам нашим — одна цена.

Угге разглядывал рваные штаны Сведье, словно хотел их оценить. Он выставил свои ноги и сравнил. Сведьебонд ходил в рваных портах, а на нем были господские штаны и сапоги. Раньше носил их сам помещик Клевен в поместье Убеторп. Теперь они были на нем, на Угге из Блесмолы. Сведье изувечил господского холопа, а он, Угге, украл господские штаиы и сапоги. И у того, и у другого право было! Ведь Угге воровал у богатых и отдавал бедным. Он отмыкал замки в господских домах и забирал одежду, и ни один вор из Альгутсбуды, Мадешё или Виссефьерды не мог с ним тут потягаться. Даже далеко на юге, в лесах на границе с Данией да в окрестностях Лонгашё и Эльмебуды, и то такого вора поискать надо. Мелких и неудачливых воришек он ни во что не ставил и сам оберегал свою воровскую честь; и такая честь могла стоить, поди, не меньше чести беглого бонда!

Сведье не хотелось спорить. Он велел вору указать ему обратную дорогу через дубовый завал.

— Куда тебя несет? — сказал Угге. — Посиди! Ну, каково у меня логово?

— Доброе логово!

— Ни у кого в лесу такого нет.

Лесной вор горделиво огляделся вокруг и показал своему гостю: вот тут он разводит в очаге огонь, а тут спит под теплыми овечьими шкурами. Зимой в самую стужу сидит под крышей в тепле, ест, спит да баклуши бьет. Только и выходит, что по нужде или за водой, а так лежит себе, полеживает день и ночь. Какого еще жилья надо? А может, Сведьебонд похвастается, что у него убежище не хуже этой землянки?

— Про свое убежище говорить тебе не стану, — отрезал Сведье. — Ноги моей больше не будет в твоей воровской норе, и ты ко мне не ходок.

Видно, Сведьебонд окопался, как барсук, в холодной норе, говорит Угге, и мается там под холодными, голыми камнями. Ему придется нелегко. Недотепы так всегда и живут, когда в первый раз попадают в лес. Их счастье, если встретят здесь бывалых людей…

Лицо лесного вора приняло доброе, вкрадчивое выражение, и он кружил вокруг своего гостя, словно пытаясь заворожить его.

— Проведи меня обратно через завал, — говорит Сведье.

Но хозяину логова хотелось бы удержать его. И видом, и словом он выражает это желание. Трижды он предлагает Сведьебонду снова сесть, подходит и рассматривает его ружье, поглаживает приклад.