Фрида не обратила внимания на открывавшийся отсюда вид. И начала спускаться с дюны к чемодану, согнув локти и подняв руки к плечам, словно боялась упасть. При спуске она двигалась с большей грацией, и в ее спине было столько силы, что у Рут заломило позвоночник. Волоча чемодан, Фрида остановилась и поправила волосы, темные и стянутые в строгий узел на затылке. Чемодан был тяжелым, подняв его рывком, она качнулась.
– Не беспокойтесь, миссис Филд, – сказала она. На лбу у нее блестела полоска пота. – Мы обсудим мои обязанности завтра. Я могу готовить, убираться, следить за тем, чтобы вы принимали лекарства, помогать делать зарядку. Купанье? Это тоже предусмотрено. Я здесь, чтобы решать любые трудности. У вас больная спина, верно? Я вижу, вы ее бережете. Займемся и вашей спиной. Ну вот. – Фрида втащила чемодан на гребень дюны, проволокла по саду в дом и поставила у кресла Рут под окном в столовой.
– Что там внутри? – спросила Рут.
– Всего лишь около трех тысяч килограммов. Надо было взять чемодан на колесиках. – Фрида пнула чемодан ногой, и в ту же секунду перед домом прозвучал сигнал автомобиля, как будто загудел сам чемодан.
– Это за мной, – сказала Фрида. – Я приду завтра утром. В девять часов вас устроит?
Она взяла пальто и стала искать свои туфли, пока Рут не показала, что они лежат возле двери. Машина снова загудела, кошки вскочили и бешено завертелись у ног. Фрида не наклонилась, чтобы их погладить, вместо этого она окинула взглядом кухню и столовую, словно обозревая безупречность своего творения, и уверенно прошла по коридору к двери.
– У вас красивый дом, – сказала она и открыла дверь.
Рут, следуя за ней, увидела прямоугольник света, в нем – очертания Фриды и, смутно, золотой бок такси.
– А чемодан? – спросила Рут.
– Я оставлю его здесь, если вы не против, – сказала Фрида. – Всего хорошего! – Она закрыла дверь.
Когда Рут подошла к окну в гостиной, перед домом уже не было ни Фриды, ни такси. В зимнем саду стояла высокая трава. Ни звука, кроме шума моря.
2
Гарри, муж Рут, каждый день отправлялся пешком в соседний город, чтобы купить газеты. Он делал это по совету своего отца, до восьмидесяти лет сохранившего легкую походку и кровяное давление гораздо более молодого человека. Именно во время такой прогулки Гарри умер, на второй год после выхода на пенсию. Он вышел из наружной двери своего дома и направился по узкой дороге (Рут с Гарри называли ее подъездной дорожкой) в сторону от моря. Море исчезло, воздух внезапно изменился, стал плотнее и пах скорее насекомыми, чем водорослями. Дорога была достаточно широкой для проезда машины, и Гарри, высокий человек, мог, раскинув руки, коснуться высокой травы и казуарин по обеим сторонам. У него за спиной остался дом, склон дюны, широкий берег и восходящее солнце. Было половина седьмого, погода к делу не относится. Он шел в привычном темпе, пока не достиг прибрежного шоссе, спускавшегося к песчаному холму, на котором стоял его дом. У подножия холма его ждала убогая автобусная остановка с покореженной доской для объявлений и разбитой скамьей. Здесь Гарри, прислонившись к черно-желтому дорожному знаку с надписью: «СТОП! АВТОБУС», почувствовал, что его сердце бьется как-то странно. Или так представляла себе Рут. Гарри сел на скамью спиной к дороге. Он был в светло-голубой рубахе, которая слегка вздувалась на спине, словно была рассчитана на небольшой горб. Отсюда он мог следить за полетом чаек над морским рукавом, отделявшим дорогу от берега. Он любил этот берег с детства.
Высокий рост Гарри, его безупречная осанка, слегка испорченная вздувшейся рубашкой, аккуратный белый ежик волос и неожиданно черные брови, мягкие изящные уши, расположенные под слегка неправильным углом, необычная дрожь его рук на благородных коленях – все это привлекло внимание проезжавшей мимо молодой женщины, которая остановилась на обочине. Перегнувшись через пассажирское сиденье машины, молодая женщина опустила стекло и громко спросила Гарри, как он себя чувствует. Гарри чувствовал себя плохо. При каждом ударе сердца его грудь бурно вздымалась, и, когда он отвернулся от моря к дороге, его вырвало на засыпанный песком бетон. Женщина позже вспоминала, что Гарри наклонился вперед, боясь запачкать одежду, что его левая рука, словно в женственном изумлении, была прижата к ребрам и что он попытался забросать свою блевотину песком, а голова его беспомощно кивала в знак согласия.