Ночной извозчик

Разумеется, Жерома Фандора совершенно ошеломило появление таинственного, необъяснимого сияния. Он вместе с папашей Дени спрыгнул в ялик, но хотя оба и налегли на весла что было сил, ничего они не увидели, когда добрались до места. Зато поделились друг с другом удивлением по поводу другого, таинственного и трагического события — исчезновения маленького юнги.

— Он замечательно плавает! — сказал поначалу папаша Дени, когда его молодой помощник нырнул в реку в момент появления Фандора на палубе «Жанны-Мари». — Так что не беспокойтесь…

Но несколько минут спустя старик пожалел, что сказал это.

Юнга на берегу не появился, на зов не отвечал — исчез! «Быть может, утонул? Сбежал?»— подумал Фандор.

Все было очень неясно, в этой истории было что-то загадочное и трагичное, и это сильно смущало и тревожило Фандора.

Почему этот парнишка бросился в воду, едва только журналист поднялся на борт? Что с ним сталось? Не связано ли его исчезновение с поразительным, необычайным появлением светящихся пятен? Но где же, черт побери, был источник этого света?

Взволнованный Фандор засыпал всевозможными вопросами папашу Дени, но не получил ни единого толкового или просто интересного ответа от славного старика — хозяина «Жанны-Мари».

— Вот уже пятый или шестой раз, — сказал тот, — вижу я эти проклятые огни и каждый раз так же ненадолго; то они здесь, то они там, то вверх по течению, то вниз, иногда за полночь, иногда с вечера, и ведь ничего не случается ни до их появления, ни после, словом, совершенно ничего я не могу вам на этот счет доложить, ни малейшей подробности, кроме того, что я уже говорил. Вот расспросите остальных речников на соседних баржах, ручаюсь — они вам ничего другого и не расскажут!

Фандор не преминул последовать совету папаши Дени. Пораженный появлением светящихся пятен, он уже забыл о своем намерении побеседовать с юнгой и принялся расспрашивать речников на баржах, пришвартованных к тому же берегу, что и «Жанна-Мари».

К сожалению, сколько он ни лазал по баржам, сколько ни разговаривал со всеми встречными речниками, ничего интересного он не узнал. Все эти славные люди, будь то владельцы барж или их служащие, от всей души старались отвечать на его вопросы, все они повидали пресловутые световые пятна, все были напуганы ими, все строили самые разнообразные предположения на их счет, но ни одно из этих предположений не стоило сколько-нибудь серьезного внимания.

Фандор разозлился и ушел, проклиная про себя всех речников, а в особенности — хозяина «Жанны-Мари».

«Вот скотина, симпатичная скотина, но все-таки скотина… Смотри-ка, я и не подумал спросить его, не знает ли он случайно того престранного субъекта, что подошел сегодня ко мне на берегу и увел несчастного бродягу-пса. Да ладно, это все неважно…»

Фандор вернулся домой и с обычной искренностью признался себе, что в этот день он не выполнил своего долга, не сделал никакого интересного открытия и даже не напал хотя бы на самый ничтожный след.

— Ладно, — откровенно сказал он себе, — сегодня, дружище, ты остался с носом, пора тебе менять курс!

С чего же заново начать расследование? Какие факты, события, люди могут подсказать нужные сведения? Дать хоть малейший намек? Фандор напряженно раздумывал, борясь со сном, и мало-помалу из всех соображений осталось только одно.

— Бег ты мой! — воскликнул он тут и сел в кровати, сжав кулаки. — Как же мне раньше это не пришло в голову! Ведь единственный человек, за которым надо следить, не спуская глаз, человек, которому грозят чудовищные напасти, — это Шаплар.

Вот какая мысль внезапно осенила Фандора.

«Что происходило до сих пор? — спросил себя журналист. — Трагические события в «Пари-Галери». Почему же они происходили там? Чтобы заставить господина Шаплара освободить эту девицу Раймонду, которую он, кстати, и не думал похищать. Значит ли это, что господина Шаплара оставят в покое? Конечно, нет; это попросту значит, что тот или те, кто взялся за этого богача-промышленника, в скором времени нападут на него, но уже не в магазине, поскольку его там нет, а у него дома, в парке Монсо… Черт побери, нельзя терять ни минуты! Не знаю, что сейчас делает Жюв, но все равно, я знаю, что времени он зря не теряет, а мне следует теперь стать на стражу в парке Монсо…»

Таким образом, на следующий вечер Фандор после десяти часов терпеливой слежки, съев бутерброд на завтрак и крутое яйцо на обед, вынужден был признаться себе, что ночь, по всей вероятности, пройдет спокойно, ничего особенного не случится, и прячется он тут совершенно попусту.

Устав от тщетного ожидания, на которое он днем обрек себя, Фандор вышел из густой тени, облюбованной им в стороне от яркой цепочки газовых фонарей, и вышел на улицу Монсо.

«Я согласен ничего не есть, — журналист вернулся к привычному для него монологу, — я согласен ничего не пить, я согласен ради общественного блага стоять всю ночь на страже, но я не могу отказаться от радости выкурить хотя бы одну сигарету! Это выше человеческих сил! Такого обета воздержания я не давал, а посему иду в табачную лавку!»