В чье тело я вселилась? Я не верю ни в чох, ни в Рай, ни в вороний грай. А века назад я верила во все. Я поклонялась святым и молилась на чудотворцев. Я целовала руку волшебникам. О волхвы, вы поклонялись Младенцу, а я поклонялась вам. А потом пришли солдаты, выбили у меня штыками из рук скипетр, катали носками сапог по тронному залу державу, как мяч. Корона на моей золотой голове… и четыре фрейлины укрепляют ее золотыми шпильками. Древний собор молчит. И вдруг взрывается музыкой. Взрыв музыки страшен. Неистов. Радостен. Радость заполняет все. Проникает в каждую пору тела. В каждый выплеск крови из сердца. Ударяет в голову, как вино. Как царская водка. Как сладкая романея — я поила ею патриарха и послов иностранных старинных держав, а те промакивали рты кружевными платочками и бормотали: мерси, ла ренетт, авек гранд плезир. Я смеялась, обмахивалась роскошным веером из павлиньих перьев, подаренным испанским идальго. Могла ли я помыслить тогда, о почтенные судьи, что я буду болтать, как сорока, на языке Эроп, бывшей для меня загадкой из загадок, гранатовым перстнем в запечатанной шкатулке?
Эроп… Эроп… Каждый должен жить в своей земле. Кто где родился, тот на то и сгодился. А мне говорят: владей чужбиной. Чужбина есть чужбина. Хлеб там черств и горек. Кто никогда не ел своего хлеба со слезами… Исус, ты снег, выпадающий на мои натруженные руки. Ты падаешь сквозь дырявую крышу, а мне нечем заплатить за квартиру. И не на что купить на рынке шерсть, чтобы поставить заплаты на носки Царю и маленьким Царевнам.