Ночной хищник

— Я же сказал: взял у ротозея в «Пассаже».

— Ясно. Когда?

— А с месяц назад… Сразу как в Питер вернулся.

— Точнее не можете?

— Я в численнике свои скромные дости жения не отмечаю. Может, больше месяца на денек-другой.

— Вы не забыли, что откровенность и искренность смягчают наказание?

Могу напомнить.

— Не стоит. Эту азбуку мы хорошо затвердили.

— Тогда объясните следующее. — Таболов подвинул к нему листок бумаги. — Вот справка о том, что эти шкурки поступили на склад десять дней тому назад. Так что месяц тому их в городе быть не могло… Это — раз. А два: вы давно знакомы с Маркиным, Тимофеем Ильичом?

— Не знаю такого, — мрачно отвернулся Черенков.

— Странно. А ведь в свое время отбывали с ним срок в одной колонии и даже в одном бараке. Вот его фотография, узнаете?

— Не имею чести, — даже не взглянув на фото, покачал головой Леша-Нахал.

— Несолидно, Черенков. Было это давно, но жили вы бок о бок, что подтвердить не составит труда… — Таболов встал, прошелся по кабинету и остановился за спиной сидящего. — А со Шмелем вы знакомы?

— Это еще кто? У меня в знакомцах насекомых не бывало.

— Это Шмелев Олег Борисович, убитый вами в ночь с семнадцатого на восемнадцатое в складе «Союзпушнины», — тихо сказал Таболов. — Могу предъявить фотографии.

Черенков вскочил, и некоторое время его губы шевелились беззвучно.

— Не-ет… Не убивал. Христом-богом клянусь… Не было такого, гражданин начальник! Темно было, правда, столкнулись мы… Потом я рванул оттуда. За что мокруху шьете? Я этим от века не марался, поверьте!

— Сядьте, Черенков. Сядьте и расскажите по порядку. Я буду верить вам, пока не соврете.

Тяжело опустившись на место, очень изменившись лицом, Леша-Нахал начал хрипло:

— Я с этим… с Дедом, про какого говорите, случайно встретился. Он, видно, слыхал про меня, но не виделись, а тут зашел в пивбар и встретил…

— В какой?

— В «Прилив»… Сижу, пиво пью, а он и подходит…

Старик, пытавшийся купить чай в продуктовой палатке, приволакивая ногу, подошел к столику и заговорил с Черенковым.

За соседними столами громоздили одна к другой кружки, ломали воблу… Кто-то разбавлял пиво водкой из четвертинки.

Разговор у двоих шел напряженно, по-видимому, Маркин в чем-то убеждал собеседника.

— Он дело предложил, этот мех взять, — слышится голос Черенкова. — Сулил чистую работу, а долю себе ерундовую просил. Сказал, будто все подготовит, склад сам откроет и без никого. Я порыпался, порыпался и согласился. Договорились, что он после к моей Зинке на квартиру придет. И телефон-чик один мне оставил.

Искуситель поднялся из-за стола и ушел, прихрамывая…

Оставшись один, Черенков задумчиво тянул пиво из кружки.

— Как было дальше? — спросил Таболов, делая очередную пометку в блокноте. Затем показал собеседнику квадратик бумаги. — А телефон — этот? Изъято у вас.

— Этот, — всмотрелся Черенков. — А как было? Он сказал, чтоб я туда в три ночи заявился… Я, правда, малость задержался, но дверь была отперта, как обещано, кругом никого… Только в подсобке всего двадцать три шкурки оказалось. Гляжу, еще рядом дверь, и там шкурки, но тоже мало. Я и эти собрал. Уже рвануть намылился, к выходу тяну, — Черенков облизал губы, — из-за угла кто-то и вывернулся… Ну, я вгорячах его за грудь и в сторону кинул! А сам — ходу. Верьте, гражданин начальник, при мне, кроме фонарика, ничегошеньки не было, ну чем я мог заделать кого? Чистодел я, убеждения у меня такие.

— Вы говорите, что кинули его в сторону… Сильно кинули?

— Я же вгорячах был, и темновато еще, — лицо Черенкова задрожало. — А вы думаете…

— Я пока ничего не думаю, а суммирую факты, Черенков… Убитый Шмелев — ваш… коллега, можно сказать. И умер он в результате удара затылком о стенку складского помещения. Допускаю неумышленное убийство, и чистосердечный рассказ вам на пользу. Но сейчас и нам и вам главное — встретиться с Маркиным… Он не появлялся у вашей сожительницы?

— Нет… И звука об себе не подал. Я ему по этому телефону звонил, а там и нету такого, — Черенков с отчаянием посмотрел на Таболова. — Что же мне теперь будет, а?

— Вы успокойтесь, Черенков. Вспомните еще свою встречу с Маркиным, разговор, сейчас все имеет значение. Если вспомните существенное — просите встречи со мной. — Таболов нажал кнопку. — Уведите задержанного.

Завтрак у Барковых всегда происходил совместно. Прибежав из кухни с фырчащим двухсекционным кофейником, Зоя Георгиевна пододвинула чашки, осторожно разлила кофе.

— Тебе молока сколько? Володя… Да Владимир же! Оставь ты свои газеты, у вас политчас по понедельникам!

— Извини, мамочка, я чтоб отвлечься. — Владимир Семенович отбросил пачку газет на диван. — Хватит, не лей больше… Понимаешь, не идет эта куница из головы. И дернуло шефа торжественно заявить, что она обязательно будет! Четыре дня осталось, и то неполных.

— Значит, у него имелись данные, — авторитетно рассудила жена. — Евгений Николаевич ничего спроста не бухнет, не возьмет ответственности!