Ночной кошмар

Алден Вебб, в пижаме сидевший на кровати с тюремными документами, зевнул. Он включил по телевизору какое-то ночное ток-шоу, и скороговорка ведущего начала напоминать белый шум, прогоняющий неестественную тишину в доме. Гроза прошла, сирены тоже умолкли. Аварии, оборванные провода – обычный набор городских происшествий в плохую погоду. Ничего опасного. Но, несмотря на все уличные звуки, он так и не привык к воцарившемуся в доме молчанию. Дело в том, что с того времени, как жена подала на развод и уехала в Сан-Франциско работать с племянницей, которая основала компанию, помогающую разным корпорациям развивать социальные сети, он мог побиться об заклад, что слышит, как в доме тикают часы. А этот звук был способен довести его до белого каления – или до сумасшедшего дома. Он осознал, что, возвращаясь с работы, сразу включает музыку или телевизор. Чтобы был хоть какой-то шум на заднем плане. Потому что тишина стала оглушительной. Его не особо интересовало, о чем там шутит телеведущий, но шоу перебивало пустоту, чуть разбавленную тиканьем часов и гудением электроники. Вебб перелистывал файлы, наполненные повседневными документами и сообщениями о происшествиях от заместителей, заведующего питанием, начальника исправительного центра, начальника охраны и коменданта здания. Документы касались всего, что входило в его компетенцию, включая приготовление пищи, совещания, режим, охрану здоровья, проблемы безопасности, заказы, штат служащих и материально-техническое обеспечение. Большая часть их была обычной административной рутиной, а Вебб искал нарушения, особое внимание уделяя обращению охраны с подопечными и случаям жестокости и неповиновения среди заключенных.

Недавний разговор с молодыми фэбээровцами не стал для него неожиданностью. Волноваться о безопасности каземата стало для него чем-то вроде рефлекса, но, тем не менее, он серьезно воспринимал свои обязанности начальника федеральной тюрьмы. Хотя он и убеждал мэра и горожан, что она не представляет никакой угрозы их благосостоянию, любой каземат остается потенциальной пороховой бочкой. Один крупный мятеж – и все его уверения полетят псу под хвост.

Крыло для особо опасных стало больной темой для города, сигналом к объединению для всех, кто был резко против содержания худших из худших по соседству с семьями и детьми Клейтон-Фоллз. На самом же деле особо опасные беспокоили Вебба меньше всего: они сидели в одиночках двадцать три часа в сутки и один свободный час проводили тоже в одиночестве. В единственный час, выделенный на прогулку, за ними несложно присмотреть.

По правде говоря, в душе он испытывал отвращение к обитателям нового крыла. Был уверен, что они никогда не искупят вину и не перевоспитаются. Они просто убивали время – сидели ли пожизненно или ожидали смертной казни. Вебб с трудом мог смотреть им в глаза, потому что ничего человеческого там не видел. Может, им не досталось сострадания или совести. Просто чего-то… не хватало. Последнее «приобретение» было особенно гнусным: Рагнар Барч, открытый каннибал (стало известно о семнадцати жертвах), в качестве орудия убийства облюбовавший мясницкий тесак. До него худшим заключенным считался Курт Махалек, собравший в стеклянных банках коллекцию сердец, которые вырезал из грудных клеток зазубренным охотничьим ножом. Профайлеры называли эти сердца сувенирами, сам Махалек – тотемами, причем верил, что они дают ему мистические силы. Но такие, как Барч и Махалек, как раз никуда не денутся.

Остальные заключенные располагали куда большими возможностями набедокурить. За ними не так строго присматривали. Они общались. Они делились по расовым признакам: одни против других. Одна искорка, одно проявление неуважения – реального или воображаемого, – и они бросятся друг на друга. Но даже в худшем случае городу ничего не грозит: и крупное восстание можно удержать в пределах тюрьмы. Да, там жертвы будут, но город останется в безопасности. Из гражданских рискуют только охранники и персонал.

От неожиданного сквознячка Вебб вздрогнул. Он не был настолько поэтичен, чтобы расценить это как дурное предчувствие. В своих докладах он не вычитал ничего, что можно было посчитать чем-то большим, нежели обычным для стен тюрьмы количеством свар. Все было… ну… как всегда.

Отчаянно зевая, он сложил файлы в папки и оставил их на прикроватной тумбочке, чтобы завтра забрать на работу. Потом он взял пульт, пытаясь решить, сделать ли звук громче или выключить телевизор вообще. Так, взвешивая все за и против, Вебб и уснул.

Клубы тьмы выскользнули из-за занавесок, повисли у него над головой и начали фомироваться, чтобы приняться за еду…

* * *