Ночной молочник

– Я уже нашел. Через полчаса должен прийти. Его соседка ждет.

Налила Ирина Егору и маме кофе. С сахарницы крышку сняла.

– Пойду посмотрю, может, Яся проснулась, – сказала и вышла.

Как только дверь за ней закрылась, посмотрела Александра Васильевна на Егора другим, более сосредоточенным взглядом.

– Вы бы оставались иногда у нас. Места хватает. Я б вам на полу у Иринки матрац постелила!

Егор, услышав, кивнул. Он в это время о своей недавней головной боли думал. Сейчас он, кажется, понимал, откуда эта боль. Из-за грубки, из-за дыма, который в трубу не вылетел.

– Вы меня к своей маме свезли бы, – попросила после паузы мама Ирины. – Я понимаю, шо она лежнем лежит… Все одно было бы хорошо познакомиться.

Егор отпил кофе. Добавил еще одну ложку сахара. Размешал.

– Хорошо, – сказал. – Как ей получше станет, съездим.

– Иринка с детства мороженое любит, ой как любит! – сказала мама, почувствовав, что надо бы что-то и о своей дочери сказать. Что-то сокровенное.

Дверь открылась. Ирина с Ясей на руках к столу села, только табуретку сначала от стола на середину кухоньки отодвинула. Яся с интересом на Егора посмотрела.

– Не боится! – удивилась вслух Александра Васильевна. – А Иринка, когда такой была, на каждое чужое лицо плакала!

Допив кофе, Егор засобирался на работу.

Мама к курам вышла.

– Ты еще заедешь сегодня? – негромко спросила Ирина, чувствуя, как руки просят разрешения обнять гостя на прощание.

– Заеду, – пообещал Егор. – Может, что привезти?

– мама «Украинский» хлеб любит, если свежий, – сказала Ирина.

Егор уехал. Мама тут же в дом вернулась и в свою обычную невзрачную одежду переоделась.

– мам, – позвала ее Ирина. – Спроси у соседей, может, кому-то в селе молока грудного не хватает? можно за деньги, можно за что другое… Жалко ведь выливать. Яся почти не пьет, а если не буду сцеживать – пропадет оно, закончится.

– Я в сельсовете спрошу, – пообещала мама. – У бухгалтера. Галя, она все про всех знает. Да и тебе в сельсовет зайти не помешало бы! матерям-одиночкам денежная помощь от государства положена.

– Я не одиночка, – обиженно отвернулась Ирина.

Отвернулась и чуть не заплакала. Стыд свой недавний вспомнила, как боялась беременной на улицу выходить, что уж там к сельсовету подойти. Казалось ей, что все знают, кто отец будущего малыша. Может, они и знали, но теперь это ей все равно. По селу таких, как она, три десятка наберется! Село большое – семьсот дворов! Но в сельсовет она все равно не пойдет! Хоть теперь и не стыдно ей. Не стыдно, а как-то по-другому. Просто слова она объяснительного найти не может, ни по-украински, ни по-русски.

64

Киев. Ярославов Вал. Бар «Дали»

Около десяти вечера бармен кафе «Двери» попросил Семена и Володьку перебраться в другое заведение. «Двери» уже закрывались.

Семену не хотелось подниматься из-за стола. Не столько из-за выпитого виски, сколько из-за боязни, что цепь событий прошлой ночи, подробно описанная Володькой, в которой он сам, Семен, исполнял главную роль, может разрушиться в его понимании. Будь это все у него в памяти, он был бы спокойнее. Память иногда утрачивает детали, но позволяет их быстро восстанавливать. Сто́ит только оживить какой-то сюжет из прошлого, и выпрыгивают эти детали, как чертик из табакерки. Но весь-то фокус в том и заключался, что не был Семен свидетелем тех событий, в которых по до сих пор непонятной причине принимал участие. А узнавать о том, что ты делал, от товарища, поверьте, дело необычное. Конечно, бывает, что напьется кто-нибудь и расспрашивает потом у друзей: что я там начудил. Но Семен не чудил. Семен, помимо своей воли, жил неведомой ему самому параллельной жизнью. И если бы не Володька, то и не знать бы ему ничего о самом себе, о том, втором самом себе, у которого вторая жизнь никак не пересекалась с первой.

– А какая она из себя? – расспрашивал, а точнее – почти допрашивал Семен Володьку.

– Ну, пожилая, лет шестидесяти. Плохо было видно! Ты у нее руку поцеловал, а она тебя перекрестила, только как-то странно, не по-православному. И еще, знаешь, кажется, она тебя ругала за что-то. Я не слышал, но разговор у вас был явно не очень приятный. Потом она тебе конвертик или какую-то бумажку передала и указательным пальцем погрозила. Ты ее минут пять слушал. Голову как провинившийся школьник держал. Под ноги смотрел.

– А где она живет?

– Я же сказал! Я за ней не пошел. Я тебя домой проводил. Там еще двое мужиков со стороны за вашим разговором наблюдали. Вот я и побоялся, что они за тобой следом отправятся.

– А они куда пошли?

– За ней. Точнее, они потом объединились и втроем ушли. Это я видел.

– А этот конверт я куда дел?

Володька задумался, припоминая.

– Кажется, во внутренний карман куртки ты его сунул. А ну проверь!

Куртка висела на спинке стула, как на вешалке. Семен полез рукой во внутренний карман. Вытащил на свет божий заклеенный неподписанный конверт из грубой коричневой бумаги.

Прощупал его пальцами, проверил на гибкость.

– Что-то маленькое и жесткое, – сказал.