Ночной мороз

И, не довольствуясь вознаграждением в форме всеобщего крика и ликования, да еще и красной от смущения физиономией Клауса, он продолжал: «Вы что, мне не верите? Он приставал ко мне сегодня, пытался поцеловать меня в щеку!» И, отвернувшись от искаженного лица Клауса, он еще громче расхохотался, чтобы вновь услышать, как нарастает вокруг громкий смех остальных, как бы поощряя его остроумие и делая его центром внимания. Он продолжал смеяться, пока не обнаружил, что смеется только он один. Он почувствовал, как что-то чужеродное и зловещее проникло в веселую атмосферу дачного домика, что-то такое, в чем никто не хотел дать себе отчет, они продолжала смешивать новые напитки, хотя их руки дрожали, причем дрожали не от холода.

Время близилось к полуночи, когда Франк Свеннинг, Ханс Людер и еще один здоровый парень по имени Гауте Саген подошли к его кровати и шепотом разбудили его. Они, очевидно, остались сидеть у камина, после того как остальные ушли спать, и изрядно выпили. Речь их была бессвязной, они глупо хихикали, но в то же время были агрессивно настроены и, раззадоривая друг друга, шептали, что теперь-то они доберутся до этого гомика. И Юнфинну, доносчику и зачинщику всего этого, никак нельзя было отвертеться от участия в этом.

В тот вечер на Троицу в комфортабельной вилле Свеннингов произошло следующее: четверо парней подкрались к кровати, в которой спал Клаус Хаммерсенг, подняли спальник с мальчиком и перенесли его в гостиную, где жертву вытряхнули на пол, как извивающегося, строптивого угря, из мешка.

«Смотри, ребята, он голый спит!»

«У него стоит, черт возьми!»

Проснувшись, к ним присоединились все остальные. И вот они уже навалились на него. Нет, они не били его и не шпыняли. Наоборот, они начали ласкать его с той оскорбительной грубой изобретательностью, которую порождают мальчишеская тоска и извращенные представления о нежной чувственности, интимности в самом ее бесчувственном и унизительном проявлении: они мастурбировали его, доведя дело до самого конца и оставив жертву всхлипывать. Изможденный, он лежал, распластавшись, по его телу струилась сперма, а его мучители стояли вокруг. Лица их потухли, они тоже чувствовали себя снедаемыми жаром и невозможностью противиться манящей запретности того греха, который только что совершили. Нерешительно пытаясь избавиться от возбуждения, завладевшего ими, они пытались выдавить из себя смущенные шутки:

«Ой-ой-ой, надо же!»

«Ты видел, как он кончил?»

«Ага, как из пушки выстрелил! Мне чуть глаз не вышиб!»

«Гомосексуальное изнасилование». Наказывается тюремным заключением от двух с половиной до десяти лет и даже больше — при отягчающих вину обстоятельствах.

Однако вряд ли в ту ночь на даче Свеннингов имели место «отягчающие вину обстоятельства». Может быть, только приятельская шутка. Грубая выходка под влиянием избытка алкоголя и тестостерона. Ничего особенного. Такое бывает. Впоследствии все сделали вид, что ничего не случилось. Мальчишки есть мальчишки. Никто не пострадал. Только Клаусу потом купили новый спальник.

Однако загубленную возможность нормального школьного общения, вплоть до выпускных экзаменов, купить нельзя было. А также потерянный мир света и музыки, придававший безграничный блеск их особенной дружбе. Эта дружба была самым удивительным, непредсказуемым и радужным событием всей его юности.

33

Анита подошла к столу и подняла крышку ноутбука. Она была взволнована, ведь она знала нечто такое, чего он не знал. Могла бы рассказать ему, но решила не делать этого. Пока. Ведь именно она напала на этот след. Это ее идея. Так ему и надо, оправдывала она себя. Ведь он тоже кое-что ей недоговаривает. Утверждает, что ничего от нее не скрывает, а на самом деле отмалчивается или уклоняется от ответа. А сейчас он вбил себе в голову, что Клаус Хаммерсенг мертв. Может быть, его это больше устраивает? Соединить какие-то случайные улики и находку этой вещицы в лесу и сделать выводы, далеко выходящие за пределы толкования фактов. В то время как она узнала гораздо больше.

«Шопен, ты можешь выйти на связь?»

Анита общалась с ним уже трижды после первого раза тем вечером, но он не шел на настоящий диалог. В его скупых ответах на ее вопросы звучали подозрительность и недружелюбие, и каждый раз он просил оставить его в покое и прерывал контакт. Но ведь все-таки отозвался.

«Чего тебе на этот раз?»

Он ответил сразу, значит, был в Сети и ждал ее.

«Поговорить с тобой».

«О чем?»

«О прошлом. Почему ты решил уйти в подполье?»

«Но ведь я здесь сейчас».

«Где?»

«Ха-ха…»

«Мы хотели бы видеть тебя на встрече и должны знать, куда послать приглашение».

«Ты же работаешь в полиции, не я. Вот и узнавай».

«Вот я и пытаюсь».

«Пытайся лучше».

«Почему ты так все затрудняешь?»

«Потому что все и есть очень сложно, Джордж, разве ты не понимаешь, что у меня нет ни малейшего желания возвращаться в Хамар к той компании, которая сделала мою жизнь адом!»

«Многое изменилось за двадцать пять лет».

«Изменилось, но не к лучшему…»

«Ты так думаешь?»

«Я это точно знаю».