Ночной мороз

— Эли религиозная, — объяснил юноша. На его лице по-прежнему было такое выражение, будто он искал какой-то прутик или камень, еще не попавший под грабли. Он говорил так, как будто рядом никого не было. — Ханне тоже была немного религиозна, но только на хипповый манер — всякие там индийские боги и прочее. Эли, этой лицемерной хрычовке, такое не нравилось, и она потащила Ханне в церковь, к Иисусу. Это ее и доконало. Вот она идет. Спросите у нее, кто приходит к ней в комнату, когда она вечером дежурит. Спросите, не сторож ли это… — И он усердно начал сгребать с газона воображаемые сорняки.

— Вот она. Я была в самом настоящем шоке… — Эли Вестмарк держала в руках на первый взгляд совершенно обыкновенную открытку с видом Хамара — центральной площадью и белым собором на церковной горке. Но когда Валманн внимательнее разглядел ее, он заметил, что кто-то пририсовал человеческую фигуру, сидящую прямо на шпиле собора. Это была голая женщина с дьявольским выражением лица и человеческими головами в руках. Внизу на картинке, на изображении площади с цветочными ларьками было написано: «Кали пришла!»

На обратной стороне было неровным почерком нацарапано: «Иди к своему богу, а я пойду к моему. Твой бог злой. А мой еще злее. Я всех вас уничтожу! Кали».

— Кали?.. — Валманн вопросительно посмотрел на Эли Вестмарк, полностью утратившую свой строгий и авторитетный облик и выглядевшую испуганной и озадаченной.

— Я ведь говорила, что у Ханне случались приступы… — Ее голос звучал неуверенно. — Она впадала порой в религиозные размышления и отождествляла себя с чужими богами. Это было… чудовищно! — Теперь голос звучал почти возмущенно.

— А Кали, кто это такая?

— Это их божок, один из дьявольских божков, в которого она перевоплощалась. Когда она называла себя Кали, то становилась совершенно невозможной, отвратительной. Это было… ужасно! Не по-христиански!

— И тогда вы решили взять ее в церковь?

— Но у нее были и хорошие периоды. Она раскаивалась, плакала… Я подумала, что она, возможно, найдет утешение и совет у Господа нашего Иисуса Христа. — Валманн заметил, что Эли Вестмарк вытащила тоненькую золотую цепочку с маленьким крестиком, которая была у нее, очевидно, под свитером. Она перебирала пальцами крестик, как будто хотела найти защиту от злых духов.

— А руководству известно, что вы занимаетесь такой вот «терапией»?

— Это была вовсе не терапия, — ответила Эли, вновь обретая свой самоуверенный тон. — Ханне пошла со мной добровольно. Она даже просила меня взять ее с собой. Она хотела пойти к Иисусу.

— Вы думаете, что человеку, страдающему от религиозных заблуждений, пойдет на пользу норвежское воскресное богослужение? «Замучен при Понтии Пилате. Был распят, умер и похоронен…»?

— Никому не может повредить встреча с Господом нашим, — ответила Эли Вестмарк с глубокой убежденностью в голосе. Она крепко сжимала маленький крестик, как будто хотела выдавить из него каплю крови. — Ханне понравилось в церкви. Она даже пела псалмы.

— Ну и что?..

— Но когда пастор начал говорить про Авраама и Исаака, она выбежала вон.

— Вот оно что, — заметил Валманн. — Жертвоприношение сына.

— Вы знаете? — Голос Эли Вестмарк дрожал, казалось, она вот-вот заплачет, а ее пальцы судорожно теребили крестик.

— Я, пожалуй, возьму ее, — сказал Валманн и помахал открыткой. — Спасибо за помощь, госпожа Вестмарк. Наша беседа была очень полезной.

— Знаете, я бы не очень хотела вмешивать личные отношения в работу, — произнесла Эли почти умоляюще. — Если доктор Мёглер…

— Этот разговор останется между нами. Но возможно, что вас вызовут на допрос в полицию. Но это будет чистая формальность.

— Спасибо. — Повелительный тон в ее голосе уступил место смирению и покорности, и властная старшая сестра превратилась в маленькую пешку в большой игре в закон и справедливость. Так оно и должно быть, подумал Валманн, как будто нуждался в защите своей позиции. Он никогда не чувствовал себя комфортно в роли представителя закона и давно понял, что ему никогда не дослужиться до начальника управления. Он просто-напросто недолюбливал властность и авторитет, как чужой, так и свой собственный.

— В этом наша работа, — сухо ответил он и повернулся, собираясь уйти.

— Да здравствует Иисус! — раздалось ему вслед. — Помните это, господин Валманн! Вам в вашей работе Его благословение тоже нелишне!

— Несомненно, — пробурчал Валманн и медленно пошел назад по узкой дорожке. Ему и впрямь не помешало бы немножко божественной проницательности, чтобы связать воедино эту бесконечную цепочку кажущихся противоречий, составляющих дело Хаммерсенгов. Хоть капельку Божьей милости! Он бы не отказался.

41

Больница в Сандеруде была живописно расположена на зеленом лугу, спускавшемся вниз к реке Свартельва на расстоянии нескольких сотен метров от ее впадения в бухту Акерсвика. Несколько зданий четко вырисовывались на фоне темного хвойного леса с проблесками разбросанных тут и там стаек стройных берез.