Ночной народ

В ту же секунду демон голода и его жертва были забыты: вряд ли Глория могла не узнать так хорошо знакомую ей спину. Рост, комплекция, прическа все говорило о том, что только что обогнал ее Эрон.

Глория едва ли не бегом домчалась до места, где увидела его, и остановилась. Даже при той скорости, с которой Эрон уходил, он попросту не успел бы исчезнуть. Значит, он зашел в одну из комнат, и по всей видимости - в ближайшую...

Уверенно и смело девушка отодвинула полиэтиленовую пленку и... что-то оборвалось у нее внутри: Эрона здесь не было, зато ей ухмылялась знакомая рожа с крючковатым гордым носом, светящимися глазами и красно-белыми змеями вместо волос.

Завидя ее испуг, Горгона расхохотался. Это ведь он шутки ради заставил ее на секунду узнать Эрона в им же созданном мираже.

- Здесь только я! - объявил он, хватая девушку за плечо.

Почти тотчас из-за его спины высунулся Месяц, но вмешиваться не стал.

Глория поникла: слишком неожиданной оказалась для нее эта встреча, слишком велик был перепад между реальностью и надеждой.

Холодная, чуть влажная ручища грубо погладила ее по плечу. Ноздри Горгоны начали раздуваться, как бывало всегда, когда он чуял живую плоть, - и все же те чувства, что он испытывал к девушке, невозможно было отнести ни к порожденным голодом, ни к ненависти к чужому роду.

Горгона попросту забавлялся.

- Ну что? - взглянул он Глории в лицо. - Я знаю тебя. Эрон о тебе рассказывал... Ты ведь Лори?

Он насмешливо окинул ее взглядом. Нет, не такой представлял себе Горгона девушку, ради которой Бун был готов рискнуть пойти наперекор предначертаниям судьбы, хотя, с другой стороны, именно это Горгоне и понравилось.

Наконец взгляд монстра остановился на брошке-бабочке, воткнутой в свитер крупной грубоватой вязки. Причмокнув губами, Горгона взялся за украшение пальцами, вытянул его, проверил, насколько остро заточен конец булавки, и все с тем же насмешливым выражением на лице воткнул ее себе прямо в кожу.

При виде этого Глория дернулась, словно ощутила боль вместо него. Это вызвало у Горгоны новый приступ веселья.

- Хорошая бабочка! - прогромыхал он и вдруг согнал с лица улыбку. Сразу же его выражение стало хищным, глаза запылали, голос изменился. - Ты - естественная!

- Нет! - Глория отшатнулась.

- Хочешь присоединиться к нам?

- Нет!!!

Горгона вновь усмехнулся. Кризис миновал.

- Все равно присоединишься рано или поздно!

Порывистым движением он вновь схватил испуганную девушку, но на этот раз Глория уже была готова защищаться. Она рванулась в сторону и опрометью выскочила обратно в коридор.

- Ты вернешься! - догнал ее голос Горгоны. - Ты ведь захочешь жить вечно!

Глория только прибавила скорости.

Жить вечно ТАК она не согласилась бы ни за что...

40

К Баффамету он должен был пойти в одиночку - так решил Элшбери.

Зачем? Эрон не знал. Преступив закон, он автоматически превратился в изгнанника, и неважно было, останется он на месте или уйдет. Изгнание это отношение к человеку со стороны окружающих, а не его местопребывание.

И все же Элшбери послал его к подземному богу.

И Эрон пошел, трепеща от непонятного ожидания.

А вдруг Баффамет позволит ему остаться?

И даже не это волновало Эрона по-настоящему. Изгнан - значит, изгнан, чего уж... Само слово "бог" внушало ему, что ожидать следует чего-то необычного.

Эрону как-то всегда некогда было задумываться о религии и своем отношении к ней. Ни особо верующим, ни безбожником назвать его было нельзя; позже все трансцендентное в его представлении сосредоточилось на Мидиане. Теперь ему впервые предлагали встречу с богом живым.

Был ли Баффамет обычным мутантом, наделенным чуть большей силой, чем остальные? Был ли он впрямь существом истинно сверхъестественным? Эрон и не старался ответить на этот вопрос.

Его послали к богу - и к богу он шел.

Все ярче становился льющийся снизу свет. Все мельче делались шаги Эрона, по мере того как посреди пара и дымного тумана вырисовывалась вроде бы огромная, и в то же время не намного превышающая размеры обычного человека фигура.

Баффамет дарил Свет.

Баффамет дарил городу энергию.

Баффамет навеки привязал ночной народ к им же созданному подземелью вечному укрытию и вечной тюрьме.

Черные и грубые отростки его венца таяли в тумане, зато тело с неровными вставками драгоценных камней светилось и переливалось. И отдельно двумя звездами пылали его глаза.

Свет вспыхнул ярче - Баффамет давал понять, что заметил Эрона.

Эрон замер. В такой тишине можно было услышать стук сердца, но теперь сердце Эрона молчало. Лишь котел, в котором булькала собирающая энергию Баффамета вода, позволял себе издавать какие-то звуки.

Все остальное молчало.

Стояли, глядя друг на друга, бывшие: все еще человек и, может быть, бог.

Молчание - особый тип разговора, и если уж к нему прибегают, то лишь тогда, когда смысл сказанного не может и не должен быть понятым остальными.

Пути должны быть неисповедимы...

41