Ночной нарушитель (сборник)

– Ну-у… То, что погода у нас на Дальнем Востоке может меняться каждые полчаса, я понимаю, что только здесь водится прыгучий зверь редкостного красно-черного окраса, какого нет нигде в мире, я тоже понимаю, понимаю природу цунами, тайфунов и так далее, понимаю то, что здесь растет папоротник в три человеческих роста высотой и водится жень-шень, продлевающий человеку жизнь, – это тоже разумею… Лишь одного не могу понять. Вы ведь наверняка сталкивались с этим явлением… – Коряков неожиданно замялся и умолк.

– С каким явлением, друг мой? – ласковым голосом повторил вопрос Верников.

Хоть и был он стар – виски у него светились от глубокой, словно бы проросшей внутрь, в мозг седины, – а все равно выглядел моложе своих лет. Точно и не было у него за плечами трудной жизни, изнурительных боев с беляками, тяжелого прошлого, которое иногда очень отчетливо проглядывалось в его внимательных серых глазах, – оно имело вид огромной, подавившей этого человека усталости, – несмотря ни на что Верников выглядел молодцом.

– С колдовским явлением, Сергей Митрофанович. Иногда я нахожусь в тайге, и меня не оставляет ощущение, что некий колдун-лесовик водит меня за нос.

– А в чем это выражается? Как выглядит?

– Тянется через снег, допустим, неровный лосиный след, а потом р-раз – и след пропадает. Словно бы под снег проваливается. И не видно его, и не слышно, и нигде следок не возникает.

– А собака что?

– Собака бывает беспомощна совершенно, – Коряков развел руки в стороны, – она совсем не понимает, что происходит… Бывало с вами такое, Сергей Митрофанович?

Верников поправил очки, плотно врезавшиеся в нос, взгляд его сделался задумчивым. Ответил твердо:

– Бывало!

– При каких обстоятельствах, не помните?

– В двадцатые годы здешние места были очень неспокойны, Саша, каждый день регистрировали до сотни нарушений границы. Лютовали все, кому не лень – наши соотечественники, японцы, белокитайцы, приходили смешанные отряды маньчжуров – их в ту пору называли японо-маньчжурами. Вылавливать их приходилось не только пограничникам, но и нам, тем, кто служил в обычных армейских частях. Иногда удавалось задержать, иногда нет… Ходили, конечно, по следам. Так вот, бывало, конечно, – следы пропадали, да… – Верников замолчал, задумался о чем-то своем.

Факт пропажи следов опытный человек Верников подтвердил, а вот почему это происходит, по какой причине, не объяснил. Не знал, выходит… И Коряков тоже не знал.

Мести стало сильнее. Снег валил теперь с неба плотными валами, с автомобильным гудением, словно бы с недалекой горы в лощину съезжали грузовики, целая колонна, – все машины безглазые, с потушенными фарами, слепые, страшные, они шли, грозя раздавить находящихся внизу людей, лицо забивало колючими хлопьями, затыкало ноздри и уши, в рот лезли целые куски льда.

Лебеденковская собака повела хозяина в одну сторону, потом в другую, затем метнулась в третью, из третьей в четвертую, и сникла, замерла с ошеломленно-жалобным видом. Лебеденко нагнулся к ней, забормотал ласково и одновременно тревожно. Коряков включил карманный фонарь, сильный, с яркой точкой светодиодов, собранных в кучку, способной, кажется, даже плавить снег, пробежал с ним несколько метров и выключил фонарь – в этой стремительно возникшей пурге фонарь мало чем мог помочь человеку.

А снег все накатывался с небес, сыпался и сыпался, словно бы вылетал из-под колес невидимого грузовика, шуршал противно, скрипел, гудел, – все эти звуки слились в один общий звук, из-за реки приносился лешачий вой, проглатывал все, что попадалось ему под каток, оглушал людей и обессиленно отползал в сторону.

Лебеденко нагнулся над Коряковым, прогудел ему прямо в ухо, – впрочем, совсем не рассчитывая, что тот услышит:

– Как бы нам не упустить нарушителя… Светопреставленье!

Лейтенант ничего не ответил: бывают моменты, когда человек бессилен перед природой…

1 января. Контрольно-следовая полоса. 00 час. 25 мин.

Удачливый Ли все-таки не удержался – замерзшие пальцы его упустили ивовую ветку, мигом обледеневшую, сделавшуюся хрупкой, скользкой, и он ухнул вниз, в сыпучий снег, пробил его дальше, прополз вместе с ним метра полтора, болезненно морщась и ощущая, что ноги его плотно затягивает хрустящая тяжелая крупка, сжимает, будто клещами… Он попробовал поджать ноги, но из попытки ничего не получилось, и Ли замер, становясь обычным неподвижным предметом.

Через несколько мгновений его ботинки уперлись в корень, и Удачливый Ли перестал ползти вниз. Замер. Отплюнулся снежной крупкой, прилипшей к языку, прочистил себе горло.

Виски стиснул страх. Он бежал, выскользнув из одного капкана, и угодил в другой. Вот судьба! Ли поводил языком во рту, сдирая с нёба что-то колючее, холодное и так продолжал до тех пор, пока не почувствовал на языке вкус крови.

Только кровь могла отрезвить его, заставить почувствовать себя, освободиться от страха, который лишал его последних сил…