Ночной огонь

Утро выдалось теплым, с юга дул теплый ветерок. Воздух был наполнен запахом роз и гибиска. У конюшни стояли Джошуа и Джорди, занятые, по всей видимости, серьезной беседой, и Ариель приветственно помахала им. Берк только покачал головой, когда Джошуа, этот известный женоненавистник, расплылся в дурацкой улыбке и махнул в ответ. Берк сжал ее руку:

— Я хотел обсудить с тобой кое-что, но сначала скажи, о чем ты подумала там, в коридоре, когда так пристально уставилась на мои пуговицы?

— О том, как ты красив и хорошо сложен. Вот и все.

— Это все?

Волна облегчения залила Берка. Слышать, как Ариель говорит это. было большее, на что мог надеяться любой мужчина. Берк ухмыльнулся так же глупо, как перед этим Джошуа.

— Спасибо, Ариель.

Они направились к кленовой рощице, такой густой и уединенной, что Берк не сомневался: множество молодых любовников назначали здесь друг другу свидания.

— Ну а теперь позволь мне сказать, о чем думаю я. Это серьезно, Ариель. Может, слишком серьезно, чтобы выразить словами. Но ты хочешь, чтобы я дал тебе ребенка. И, думаю, придется решить это, прежде, чем попытаться стать родителями.

Он всегда старался говорить с юмором, даже когда совершенно не собирался шутить, и на сердце Ариель почему-то стало тепло.

— Тебе не дали возможности самой выбрать мужа, — продолжал Берк. не глядя на нее. — Ты была тяжело больна, и я решил, что должен жениться на тебе. Даже если бы ты не выжила, я все равно хотел стать твоим мужем, хоть ненадолго.

Он неожиданно понял, как постыдно срывается голос, и немного помолчал, стараясь взять себя в руки:

— Когда викарию понадобился твой ответ, я приказал тебе дать согласие. Приказал, Ариель. Ты немедленно подчинилась строгому тону, повелению мужчины, как я и предполагал. Будь я добрым, и милым, и нежным, ты не ответила бы ни на один вопрос. Вот так я получил, что хотел, использовал твой страх против тебя же, как это сделал Кохрейн. Не пойми меня не правильно, я знаю, что поступил плохо, но не жалею об этом. Я хотел жениться на тебе, хотел, чтобы ты была моей женой, пока не умру. Я не прикоснусь к тебе, не попытаюсь овладеть, пока ты не позволишь мне. Это по крайней мере твой выбор. Как бы я ни угрожал тебе, у меня не было намерений принуждать тебя или заставлять что-то делать против воли. Хочу, чтобы мы были мужем и женой во всех смыслах этих слов. Но решение за тобой.

— И ты будешь жить в целомудрии всегда, если я не захочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.

Только сейчас он взглянул на нее. Одна бровь вопросительно изогнулась.

— Всегда? Милосердное небо, ты, кажется, знаешь, как добраться до сути вещей, не так ли?

— Ну, есть еще эта Лора… как ее там… в Лондоне.

— Это было до того, как мы поженились.

— Ну?

— Возможно, нет. Скорее всего, я попытаюсь использовать все, до последней хитрости, в мужском репертуаре, чтобы совратить тебя. Вино, бренди, вероятно, опиум, алмазы, рубины… все, что угодно.

Ариель рассмеялась.

— Прекрати же! Знаешь ведь, мне не нужны ни алмазы, ни рубины. Что же касается опиума, это ужасно! Будь я пьяна или одурманена, сама не знала бы, что делаю. Вряд ли это доставило бы тебе удовольствие.

В глазах Берка светился такой неподдельный голод, что Ариель сглотнула и быстро отвернулась, принявшись разглядывать маленькую лужайку, поросшую колокольчиками.

— Сегодня очень тепло, — пролепетала она, не поднимая головы.

— Да, но все же дует легкий ветерок.

— Да. Знаешь, ведь я уродлива.

— Что? — недоуменно охнул Берк.

— Уродлива.

На этот раз она взглянула мужу прямо в глаза.

— Ты достаточно часто видел меня без одежды, чтобы знать, как я выгляжу.

Его так и подмывало сделать вид. что не понимает, заверить, что считает жену самой красивой и прекрасно сложенной женщиной на свете, но разве дело было в этом? Ему придется не торопиться, быть очень честным и безупречно искренним.

— Ты имеешь в виду белые рубцы от побоев Кохрейна?

— Да. Следы можно увидеть, если присмотреться, конечно.

— Мне очень трудно говорить это. Я видел тебя обнаженной, заметил эти шрамики и почувствовал такой гнев, что был готов отыскать в аду старого ублюдка и убить его второй раз. Но потом я взглянул на тебя и увидел в твоих глазах море боли, понял, как глубоко он оскорбил тебя, и хотел обнять, прижать к себе, сказать, что теперь, когда ты стала моей, никто. ни один человек, не посмеет пальцем прикоснуться к моей жене. Хочу, чтобы ты верила: прошлое — это всего лишь прошлое, и что ты и я теперь вместе, и мы — настоящее и будущее, и у нас все будет так, как захотим. Вот что я думаю о твоем так называемом уродстве.

— Почему, — спросила она очень тихо, — ты не захотел увезти меня, когда мне было пятнадцать? Берк привлек ее к себе.

— Господи, как я жалею, что не сделал этого, Ариель. Я столько раз отчетливо понимал, что разыгрывал тогда благородного глупца, считая, что совершаю достойный поступок. Но я опрометчиво предполагал, что ты будешь меня ждать, превратишься к тому времени из девочки в женщину, но все же, о чудо, останешься такой, как в пятнадцать лет, и я улыбнусь тебе, и мы поженимся, и все будет хорошо.

Он покачал головой.