Ночной Охотник

– Боже. Этот чертов репортер находился в саду прямо перед тем, как убили Джека Харта, – произнесла Эрика.

Затем пошли снимки, сделанные с плоской крыши прямо у окна спальни: шторы раздвинуты, виднеется кровать, снятая с бокового ракурса. Потом снова череда кадров, как при мультипликационной съемке: в спальне появляется голый Джек Харт. В одной руке у него полотенце, в другой – бутылка пива. Он подходит к тумбочке у противоположного окна на переднем фасаде дома, ставит на нее бутылку, опускается на край кровати.

– Стоп! Что это?! – вскричала Эрика. – Вернитесь назад, на два кадра.

– Черт, смотрите! Там, под кроватью, – указал Питерсон.

Джек сидел на кровати голой спиной к фотокамере. Под кроватью виднелся отчетливый силуэт притаившейся фигуры.

– Подождите, сейчас увеличу изображение. – Мосс быстро защелкала мышкой, двигая ее по коврику. Фотография укрупнилась, расширилась, так что демонстрационную доску заполнило темное зернистое изображение фигуры, спрятавшейся под кроватью. Едва различимы были две ладони с растопыренными на ковре пальцами и попавшая в зону света нижняя часть лица – кончик носа и рот.

Эрику особенно поразил рот. Он широко улыбался, оскалив зубы.

– Господи помилуй. Он уже был в доме, ждал его.

В оперативном отделе наступила тишина, которую внезапно взорвала трель телефонного звонка. Крейн схватил трубку и начал что-то говорить тихим голосом.

– Можно еще увеличить, Мосс? – попросила Эрика. Изображение детализировалось на фигуре под кроватью, но получилось слишком размытым и зернистым.

– Отдам компьютерщикам. Может, им удастся добиться большей четкости, – сказала Мосс.

– Босс, интересные новости, – взволнованно произнес Крейн, закончив говорить по телефону.

– Неужели появился какой-то факт относительно личности преступника? – с надеждой в голосе спросила Эрика.

– Появился. Это не мужчина.

– Что?

– Нилз Акерман исследовал небольшое количество ДНК, что ему удалось соскрести с отпечатка уха на внешней стороне задней двери дома Джека Харта, и образцы кожных клеток, обнаруженных на внешней стороне «суицидального» пакета, которым его задушили. Преступник – женщина.

– Что?

– Белая женщина. Нилз сравнил ДНК с образцами в национальной базе преступников. Совпадений не найдено, у убийцы прежде не было судимостей. Но ДНК женская. Убийства совершила женщина.

По комнате прокатился ропот.

– Но как же быть с тем, что мы установили взаимосвязь между двумя убийствами? – спросил Питерсон.

– Взаимосвязь существует, – сказала Эрика. – Что? Или теперь она поставлена под сомнение из-за того, что убийцей оказалась женщина?

– Черт. Кто бы ни была эта женщина, она нас провела. Ведь мы искали мужчину, – заметила Мосс.

Все с минуту осмысливали этот факт. Эрика вернулась к демонстрационной доске, пристально глядя на фигуру под кроватью, на выступающую из темноты нижнюю часть лица с оскаленным в улыбке ртом.

– Ладно. Начнем все сначала. Заново исследуем все вещественные доказательства. Снова опрашиваем местных жителей. И вызовите на допрос этого чокнутого репортера. Мы ищем женщину. Серийного убийцу женского пола.

Глава 39

Симона вернулась домой после долгого дежурства и закрыла за собой входную дверь. Выпроставшись из жакета, она прошла к компьютеру, стоявшему в уголке под лестницей, запустила его, загрузила страничку чата и начала печатать:

СОВА: Герцог, привет. Ты здесь?

Спустя несколько мгновений Герцог откликнулся.

ГЕРЦОГ: Привет, СОВА. Что стряслось?

СОВА: Я опять его видела. Стэна. Мужа моего.

ГЕРЦОГ: Серьезно? И как ты?

СОВА: Так себе. Я знала, что он не настоящий, но он стоял перед глазами как живой.

ГЕРЦОГ: Начала принимать новые лекарства?

СОВА: Да.

ГЕРЦОГ: Какие?

СОВА: Хальцион.

ГЕРЦОГ: Доза? 0,125 мг?

СОВА: Да.

ГЕРЦОГ: Галлюцинации – побочный эффект.

СОВА: А то я не знаю!

ГЕРЦОГ: Я через это прошел. Мне давали по 0,5 мг, и все равно толку никакого: что ни день, сна ни в одном глазу – и так до бесконечности… Какие планы?

Симона смотрела на экран. Текст на нем расплывался, и она потерла усталые зудящие глаза. Бессонница ее мучила уже много лет. Началось это с тех пор, как ее взяли под опеку и поместили в детский приют, где она по ночам, когда ее укладывали спать, боялась закрыть глаза.

В последующие годы, за двадцать с лишним лет, она научилась справляться с бессонницей, мириться с чувством цепенящего изнеможения, ощущением, что ее тело медленно гниет изнутри. Она научилась функционировать как нормальный человек.

Она жаждала сна – это желание постоянно присутствовало в ее мыслях, но когда наступала пора ложиться спать – фраза, всякий раз казавшаяся ей дурной шуткой, – все ее существо холодело от паники. Ее страшило, что она опять не сможет уснуть, что будет бесконечными часами лежать в постели, глядя на светящиеся красные цифры на циферблате электронных часов, прислушиваясь к мыслям, которые бесконтрольно мельтешили в ее голове.