Ночной паром в Танжер

Она покачала головой – не могла найти слово. Свернула на недостроенную дорогу у нового микрорайона. Над красными холмами хищно парили огромные зловещие птицы. Чувствовалось, что здесь есть ящерицы. Белые квартиры казались чистыми, как обглоданные кости, и нежилыми – ни одной машины. Далеко внизу на зимнем солнце блестело Средиземное море.

Эльф! сказала она.

Ну, это еще ладно, сказал он.

Ты эльф, сказала она. Твое лицо.

Я не обижаюсь, сказал он. Ты хочешь сказать, что у меня эльфийское лицо. Есть такое понятие.

Эльфийское?

То есть как у эльфа, сказал он, или с характерными чертами эльфа.

И к этому моменту оба уже явно задавались вопросом, каково им будет потрахаться.

Очень странно, сказала она.

Мать всегда рассказывала, что его, должно быть, нашли в Уммерском лесу. Казалось, даже в детстве, в коляске, он был настроен на странные частоты. Карима припарковалась у голого дома, еще без отделки. Людей не видать. На ней были джинсы с низкой посадкой и светло-лимонная рубашка-поло «Адидас»; бренд кроссовок он не опознал. Она закурила очередную сигарету и улыбнулась отвратительными, желтыми, притягательными зубами, теплой тьмой своей пасти. Завела его в недоделанную квартиру и там показала сотню килограммов качественного марокканского гашиша в аккуратных пачках. Масштабы действительно были промышленными. Она сказала, что можно уже сегодня. Или даже в следующие несколько дней. Пусть он пришлет своих людей. Позже они встретятся в порту Малаги.

Так все и бывает, сказала она. Тебе даже не придется ехать в Танжер.

Они снова вышли и сели в машину. Она выбрала другой маршрут и свернула на немощеную улицу.

Посмотрим кое-что еще, сказала она.

Она привезла его в другую недоделанную квартиру. Стоило ей отпереть дверь, как он почувствовал вонь человеческих отходов. К хромовой ножке кухонной стойки был прикован мужчина в одних желтых виниловых футбольных шортах – еще у него были кляп и повязка на глазах. Никакой мебели; неоштукатуренные стены. Человек глухо застонал и перевернулся, показывая заткнутый рот. Он был весь мокрый от боли. На бедре расползся длинный темный синяк.

Окей, сказала она, и они ушли.

Вернулись в машину, и она улыбнулась.

Иногда бывает вот так, сказала она.

А, да, сказал Морис.

Она медленно покачала головой – ее сожаление казалось нежным, девчачьим.

Он француз, сказала она. Они все мудаки.

Так уж говорят, ответил Морис.

⁂

Она отвезла его в бар в горах – безлюдный, не считая владельца. Тот был тощим мрачным человеком, пожилым. Вид у него был такой, будто все вышло так, как он и говорил. Католик, другими словами, и увлеченный дамой-экстрасенсом, которая говорила глубоким хрипловатым голосом в маленьком телевизоре над стойкой. Морис не знал языка, но легко понял, что экстрасенс общалась с мертвыми. Она водила руками над снимками пожилых испанцев. Души в виде не более чем полароидной шелухи. Даже наполняя стаканы из пивного крана, мрачный владелец не отрывался от телевизора.

Ты веришь в мертвых? спросила Карима.

В смысле?

Думаешь, они нас видят?

Сверху?

Да.

Прямо сейчас?

Да.

Не дай бог, блин, они нас видят.

Может, они нас хотя бы слышат, сказала она.

Карима была родом с Эр-Рифа, но теперь жила в Малаге. Когда она опять обернулась к телевизору, он ухитрился заглянуть ей за ворот. Сверху на левой сиське было набито маленькое число 13. Он знал, что Карима займет важное место в его жизни. Знал каким-то провидческим чутьем. Внизу экрана, под дамой-экстрасенсом, пробежал телефонный номер, и бармен достал из-за кассы ручку, чтобы его записать.

Карима обернулась к Морису и улыбнулась, застав его за подглядыванием под ее рубашку.

Почему ты подумал об этом именно сейчас? спросила она.

Экстрасенс в телевизоре приложила руки к лицу и отчаянно вскрикнула – внезапный, пронзительный звук, жуткий, как уханье совы. Видимо, послания с того света.

Оттуда не говорят нихрена хорошего, сказала Карима.

Ну, не поспоришь, сказал Морис.

⁂

Чарли Редмонд прилетел на следующий день. Чарли Ред еще никогда не летал самолетами. Казалось, это приподняло его самоуверенность еще выше – хотя куда уж выше. В первый вечер он разгуливал по Аламеде-Принсипаль как хозяин. Нос задрал, грудь колесом, оборачивался вслед испанкам, медленно и безмятежно кивал им, как гурман, уловивший ценный и редкий аромат. На нем был велюровый спортивный костюм Gio-Goi, австралийская шляпа Kangol и какие-то бразильские – бразильские, блин, – кроссовки. С подошвами из необработанного каучука, поведал сам Чарли с мягким удивлением в голосе. Чарли каждый месяц покупал журналы The Face и i-D и часами изучал развороты о моде с пристальным и горестным видом эксперта.

Ты что, хочешь, чтобы все вокруг думали, что ты из наркобизнеса? спросил Морис.

Наркобизнес? сказал Чарли. Я из импорта-экспорта. Прилетел на выставку.

Они сидели в баре на Аламеде, пили пиво и ели тапас.

Это что за хрень, Мосс?

Осьминог, Чарли.

Ты прикалываешься?

А ты не видишь? Во. Щупальца тут всякие, не?

И это полагается есть? Да у местных в башке винтиков не хватает.