Ночной полдник

Когда он уехал, я отправилась в спальню и обнаружила на комоде какую-то коробку, обернутую блестящей бумагой. Я не заметила, как Иэн принес ее сюда. Развязав бледно-голубую ленту, я сняла крышку. Там, аккуратно завернутое в упаковочную бумагу, лежало красное платье — точь-в-точь как мое, что было испорчено в ту ночь, когда меня ранили. Фасон и цвет были теми же, но даже мне было заметно, что платье сшито гораздо лучше и из более изящной ткани.

Под платьем лежала маленькая коробочка. Я открыла ее. На фоне черного бархата блеснуло красивое кольцо. На тяжелом золотом ободке, изрезанном какими-то символами, красовался прозрачный, темно-красный овальный камень. Я знала, что на мой безымянный палец кольцо придется впору. Так оно и оказалось. Знаки внимания, исходившие от Иэна, заставляли меня испытывать какое-то странное удовольствие, смешанное с чувством вины. Я снова убрала кольцо в коробочку.

Глава двадцать пятая В гостях хорошо, а дома — самый лучший

На следующий день ко мне зашел Берни. Я вернула ему ключи от дома, а он дал почитать целую кучу книг. Похлопав меня по плечу, Берни сказал:

— Очень рад, что ты полностью оправилась после трагической кончины своего любимца, козлика Панчо.

— Спасибо за все, Берни, — проговорила я, отсмеявшись. — Ты просто король желтой журналистики.

— Ты была моей музой, — подыграл он. — Vaya con Dios.[106]

Дорога показалась мне нескончаемой, потому что я просто сгорала от нетерпения. Когда я подъехала, уже смеркалось. Автоматические ворота распахнулись, и моя машина въехала под полог ветвей огромных ореховых деревьев. Жара позолотила поля, а полевые цветы уже отцвели.

Как обычно в это время, семейство сидело на веранде. Заметив приближение моего пикапа, они замерли, изображая картину, которую можно было бы назвать «Счастливый час Con Los Vampires».[107] А собаки, которые всегда оставались собаками и потому относились к гробовой тишине без должного почтения, с бешеным лаем помчались навстречу пикапу, так же, как и в день моего первого приезда на ранчо.

Остановившись на подъездной аллее, я выбралась из пикапа. Дейзи подпрыгнула, и я заключила ее в объятия, при этом чуть не опрокинувшись на спину. Восстановив равновесие, я опустила Дейзи на землю и принялась гладить по спине, не испытывая ничего, кроме радости, которую обычно приносит общение с верным товарищем.

Мои друзья пристально наблюдали за тем, как я иду к веранде. Либби, сидевшая на руках у Сэма, дергала его за мочку уха. Уинни, которая стояла, облокотившись на перила, как всегда являла собой образчик повседневной элегантности. Эдна восседала рядом с Гэбриелом. Одной рукой он обхватывал ее плечи; волосы Гэбриела немного отросли. Но Освальда там не было.

— Где Освальд? — с тревогой спросила я, размышляя о том, не слишком ли долго я отсутствовала. Вдруг он соорудил себе подружку из запчастей, оставшихся от его пациенток?

— Юная леди, — возмутилась Эдна, — вряд ли такое приветствие звучит приемлемо, особенно из уст человека, который так долго отсутствовал.

Подойдя поближе, я заключила ее в объятия, да так, что чуть не опрокинула ее коктейль.

— Я тоже без вас скучала. Так где все-таки Освальд?

— Он в хижине, — ответил Гэбриел, оттащив меня от Эдны и крепко обняв в свою очередь. — Скажи, что тебе лучше.

— Мне лучше. Смертоносная ярость исчезла, — заявила я, обращаясь ко всем.

Уинни поцеловала меня в щеку и проговорила:

— Я знала, что у тебя все получится.

Посмотрев на Сэма, она словно что-то сказала ему взглядом. Сэм передал мне ребенка и сообщил:

— Либби отказывается говорить «юная леди». Придется придумать какое-нибудь другое прозвище.

Пусть я верила, что здорова, но эта проверка все равно была для меня самой серьезной. Чуть поколебавшись, я протянула руки. Либби улыбнулась и тут же ухватила меня за волосы. Она излучала жизнь и радость. Я уткнулась в ее мягкие серебристо-золотые локоны и ощутила покой и счастье, пока… пока Либби не дернула меня за сережку.

— Вот поэтому я и не ношу украшений, — заметила Уинни, высвобождая мою сережку из крохотных пальчиков своей дочери.

— У нее пунктик насчет ушей, — озабоченно проговорил отец ребенка. — Надеюсь, это никакая не одержимость. Уинни, ты смотрела в книге? Там говорится что-нибудь по поводу невроза навязчивости у младенцев?

Эдна закатила глаза, и даже Сэм рассмеялся. Просто здорово снова оказаться с ними! Однако при мысли о встрече с Освальдом я застеснялась, словно школьница. Налив в бокал Маргариту, Гэбриел передал его мне.

— Мы как раз думали о тебе, Милагро.

Я подняла бокал.

— Как твоя невеста?

Он широко улыбнулся.

— Мне тяжело говорить об этом, но, когда я исчез из ее жизни, она не умерла с горя, а воссоединилась со своим бывшем парнем, Зейвиром Пирсом.

— С Зейвом? — поразилась я. — Он увлекся этой конфеткой-нимфеткой «Моя маленькая пони»?