Ночной полдник

Прежде чем выйти, я спряталась за занавеской и немного постояла там, глядя на улицу через окно. Я смотрела минут пять, дабы удостовериться, что никто не затаился во тьме и не скрывается между автомобилями на стоянке. Голубоватый свет галогенных фонарей, которые размещались на значительном расстоянии друг от друга, выхватывал лишь небольшие участки тротуара.

Однако мое ночное зрение, которое с момента первого заражения было великолепным, стало еще лучше. Какой-то viejo[53] выгуливал занюханного терьера, и контуры обеих фигур очерчивало изящное фосфоресцирующее сияние. Я была восхищена своей новой способностью, удивительной и жутковатой. Правда она не уравновешивала другие побочные эффекты моего недавнего заражения.

Я вынула из кармана телефон и позвонила Иэну. Он не ответил, поэтому я оставила ему вежливое сообщение, суть которого состояла в следующем: что за чертовщина со мной происходит? Потом я успокоилась и вышла из дома. На улице я зажала ключи между пальцами, изобразив кастет в стиле городской девчонки, и целеустремленно направилась в сторону оживленной улицы. Пустое такси проезжало мимо как раз в тот момент, когда я достигла большого перекрестка, и я просигналила ему.

Когда я назвала водителю адрес, он уточнил:

— Там ведь ничего нет, верно?

— Там у меня встреча с другом, — заявила я.

Только несколько районов города оставались в запустении, потому что в них были либо очень высокий уровень преступности, либо токсичные выбросы, либо они подлежали реконструкции и были втянуты в бюрократическую волокиту. Заброшенная местность, где располагался клуб, когда-то была индустриальным районом и подпадала под последнюю категорию.

Таксист сбросил скорость на какой-то улице, состоявшей из темных зданий с заколоченными окнами, и остановился возле дома с совершенно гладким фасадом и металлической дверью. Мне приходилось бывать в достаточном количестве клубов, расположенных в бедных районах, но это строение выглядело невероятно гнетущим и заброшенным.

Дверь немного приоткрылась, выпустив полоску серебряного света. Потом она снова закрылась, но теперь я была уверена — там кто-то есть. Любопытство пересилило осторожность: я заплатила таксисту и вышла в холодную ветреную тьму.

Глава девятая Кровь — это наркотик

Под моими кроссовками захрустели осколки битого стекла. Только я подняла руку и собралась постучать, как дверь распахнулась, и мне пришлось отступить назад, чтобы не попасть под удар.

На меня уставился бледный долговязый человек, похожий на фасолевый стручок; он был одет в черный френч и широкие брюки.

— Это частный клуб! — рявкнул он, собираясь закрыть дверь.

«А мы что, лохи, что ли?» — хотелось сказать мне. Я успела сунуть ногу между дверью и косяком.

— Меня пригласил Сайлас Мэдисон.

— О, подождите, пожалуйста, здесь.

— Нет, мое такси уже уехало, и я не собираюсь стоять на улице. — Я пролезла в щель, и фасолевый стручок с лязгом захлопнул металлическую дверь.

Я ожидала увидеть замшелый клубишко с трубами на потолке, цементными полами и сомнительным концептуальным искусством на стенах. Однако перед моими глазами предстали длинный узкий зал с черным ковром в стиле ар-деко, украшенный растительным рисунком цвета слоновой кости, красные лакированные стены в помпейском стиле, сверкающие хрустальные бра и канделябры, блестящие черные столики и отполированная металлическая барная стойка.

На маленькой сцене у дальней стены под аккомпанемент какого-то трио пела женщина, одетая во фрак и белый галстук-бабочку. Она была так же красива, как Марлен Дитрих, но голос у нее был даже лучше. Ее немецкая песня могла с равным успехом повествовать о ромашках и зайчиках или о разложении и укусах термита. Для меня это значения не имело, потому что певица была просто потрясная.

Бледные посетители были одеты шикарно, но довольно скромно, так обычно одеваются успешные дизайнеры — ткань и силуэт гораздо важнее, чем цвет и узор. Они пили что-то прозрачное и гранатовое из бокалов для мартини, коричневато-красную жидкость с украшениями из сельдерея и пенистый напиток цвета фуксии из высоких бокалов для шампанского.

Рядом с вампирами сидели несколько не-вампиров в черных нарядах из винила, кожи и бархата, с подведенными черным карандашом глазами. Их называют рабами; мне, как ярой стороннице равноправия, этот термин претит.

Среди некоторых вампиров и изображающих их готов бытует замысловатая ролевая игра. Вампиры делают вид что считают себя мистическими несмертными существами, которые спят в гробах и пьют кровь, а убить их можно, только вонзив в сердце кол или прострелив его серебряной пулей. Рабы либо просто играют по их правилам, либо сами верят в это.

Рабы тащатся о того, что служат вампирам, а вампиры тащатся от того, что у них есть добровольные, то есть обдуренные, источники человеческой крови.