Ночной принц и я

За два с половиной часа дороги мы не сказали ни слова друг другу, да и не нужны тут были слова. В воздухе витало горе, оно пронизывало каждую частичку моего тела, сжимало легкие, вызывало слезы… За окном мелькали укрытые снегом сосенки, чередовавшиеся с разлапистыми елями и тонкими, покрытыми инеем березками. Словно сказочное королевство обступало меня со всех сторон, но в этой сказке не было для меня места. Для роли Снежной Королевы я не годилась, а для Герды — пора моей наивности прошла, и этой героиней уже быть никак не могла. Я потерла переносицу, пытаясь собраться с мыслями, но они все разбежались и махали мне ручками, где-то на задворках сознания. В голове было до того пусто, что казалось если я ей потрясу, то раздастся звон.

Мы приехали в церковь в пригороде Нижнего. Небольшая каменная часовенка, покрашенная светло-зеленой краской со стрельчатыми окнами. Рядом с ней были припаркованы джипы различных марок. В воротах стояло два охранника, которым Елисей три раза посигналил. Они распахнули кованые створки и впустили машины во двор.

— Может быть, ты лучше посидишь в машине? — тихо спросил меня Лекс, перед тем, как открыть дверь.

— Нет. Все нормально. Просто голова немного мутная. Наверное, переспала.

— Ты побледнела. Может, передумаешь? — в глазах любимого сквозила тревога.

— Я справлюсь. Просто жить не смогу дальше, если не попрощаюсь, — я грустно улыбнулась. — Всё-таки, что не говори, а Максим был мне другом. Какое-то короткое время.

— Ты приняла? Поняла, почему он тебя защитил? — удивленно спросил Лекс.

— Да. Он не мог поступить по-другому. Ему не позволила бы совесть.

— Хорошо, но если будет сложно, — любимый взглянул на меня, — помни я рядом.

Я кивнула, осторожно ступая на обледенелую дорожку. Лекс тут же прижал меня к себе, обняв за талию. Мы зашли в церковь, и разговоры моментально стихли. Около иконостаса на возвышении стояли два гроба. Мне безумно захотелось ещё теснее прижаться к замершему любимому. Казалось, что он тоже не был готов к такомувиду. Из толпы к нам вышла пожилая женщина лет шестидесяти, закутанная во все черное.

— Саша! — прошептала она. — Саша, скажи, что это неправда! Я потеряла все. Все. Максим погиб, Анечки больше нет, внучка умерла. Я не знаю, как жить.

Я вздрогнула и уставилась на Лекса. Любимый побледнел. Значит, они все умерли, все, включая дочку, которую так ждал Максим. И в этом виновата я. И правда, рядом с большими гробами стоял маленький беленький, увитый лилиями.

— Галина Николаевна, — встряхнул Лекс женщину, — ещё не все потеряно. У вас есть Митя. Вы не забывайте о нём и его двойняшках. Да, они в Штатах, но от этого не меняется то, что Вы их бабушка.

— Да, — словно болванчик кивнула старушка. — Бабушка. Но Максимка!

Она подняла заплаканные глаза на Лекса и вздохнула. Смотреть на неё было жалко. Не сдержав своих эмоций, я обняла её.

— Спасибо, большое спасибо вашему сыну, — прошептала я в порыве. — Если бы не Максим, то я бы здесь не стояла.

— Так значит ты та девушка, которую спас мой сын?

Мать Бродяги подняла на меня глаза. Бледно — голубые, как кубики льда, они словно рентген посветили меня насквозь. Я заворожено рассматривала смуглое красивое лицо. Иссиня-черные вьющиеся волосы, такого же цвета брови, нос с чуть заметной горбинкой, "гусиные лапки" веером расположившиеся в уголках глаз, маленькие морщинки вокруг рта, словно женщина не привыкла много улыбаться. Только холодные глаза выделялись на фоне остального. Меня словно током ударила, когда я поняла, кто передо мной. Цыганка. Что-то в последнее время больно часто я вижу представителей этого кочевого народа…

— Да, — ответил Лекс.

— Саша, можно я немного поговорю с твоей девушкой. О Максиме, — слез словно и не было. Старушка подобралась и стала сразу моложе лет на пять — семь.

— Конечно, — мужчина уставился на меня, и я нехотя улыбнулась. И почему каждая цыганка так и норовит со мной поговорить? — Галина Николаевна, только недолго. Скоро конец прощания. А я хотел бы дать Алисе шанс поблагодарить Максима. Хотя бы посмертно.

Она кивнула, цапнула меня за руку и потащила подальше от всех людей в угол, почти не освещаемый свечами и падающим из окон светом. В маленьком закоулке царил полумрак.

— Вижу не зря мой сын пожертвовал собой ради тебя. Ты очень умная, смелая и расчетливая для своего возраста. Но при этом преданная и влюбленная. В тебе прекрасно сочетается то, что в остальных не может ужиться вместе. Ты можешь казаться холодной, как айсберг, но твоя стихия огонь. И поэтому ты балансируешь на грани. Всегда. Между разумом и безумством, между любовью и ненавистью, между счастьем и отчаянием, между жизнью и смертью. Если ты не найдешь выход, если ты не сможешь преодолеть себя, то замужество обернется горем, счастье — бедой, муж — извергом.

Меня словно молния поразила. Да что они все зациклили, то мама, то Елизавета Андреевна, то сейчас вот мать Максима.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила я женщину. — Но я сама выберу свой путь. Это МОЯ жизнь.

— Не ошибись, девочка. От твоего выбора зависят жизни.