– Ооохррр, оохррр, оохррр! – причитания Ревуньи Элис вдруг превратились в рычащие хрипы. Похожие на ревущий на повышенных оборотах мотор. Что это могло предвещать, мы не понимали.
– Да свидания, матушка, – спешно попрощалась Винифред и повесила трубку.
На мгновение она насупилась, сморщив лоб. Мы тоже сочувствующе нахмурились.
– Что ж, – подытожила Винифред, – от неё помощи не дождёшься. Это очевидно.
– А что ты хочешь сделать, милая? – уточнила Сина.
– Поехать домой, – ответила Винифред. – Ну, то есть к вам домой. Поехать домой и дождаться Зебедию и Вилфреда.
– Да, конечно, – согласилась Сина.
Миссис Брукман отвезла нас обратно, и хотя радио было включено всю дорогу, других новостей не было. Приехав домой, мы поблагодарили миссис Брукман и вылезли из машины. Мы были почти в дверях, когда она крикнула в открытое окно:
– Кстати, как вы с Глэдис сработались?
– Чудесно! – отозвалась Сина. День и так принёс достаточно горя, незачем приумножать его.
Что верно, то верно, день был горемычный. Мы с тем же успехом могли остаться у «Брукмана», потому что ещё трижды Ревунья Элис звонила миссис Брукман, и трижды миссис Брукман приезжала за Винифред.
В первый раз – после того, как диктор объявил, что «в поисках «Арго» задействованы самолёты, однако подполковник МакГи, отвечающий за операцию, на вопрос, надеются ли они найти «Арго», ответил, что «океан большой». Но когда Винифред перезвонила матери, Ревунья Элис могла лишь рыдать в трубку.
Во второй раз – когда в новостях сообщили: «Есть подозрение, что в настоящий момент на борту бомбардировщика находится команда японских шпионов. «Эти япошки – народ ушлый, – сказал подполковник МакГи. – Уверен, они и не на такое способны. Насколько мы можем судить, Роберт Мэдден был их наводчиком».
Винифред перезвонила матери и сказала ровным голосом:
– Матушка, не верь всему, что слышишь.
Ответ Ревуньи Элис, конструктивный и вносящий ясность, был «Оооооох».
В последний раз – когда мы услышали, что самолётам ВВС, встретившим «Арго», отдан приказ открывать огонь на поражение.
Услышав это, Винифред побелела и перезвонила матери.
– Ой, матушка, – прошептала она в трубку.
Успокоительный ответ Ревуньи Элис после нескольких всхлипов был «Оооооох».
Лишённая поддержки семьи, Винифред держалась сдержанно и деловито. Вернувшись после третьего рейса к «Брукману», мы втроём с Синой сидели в столовой и слушали радио. Не разговаривая друг с другом, мы то ходили по комнате, то глядели в окно, высматривая, не возвращаются ли Зебедия и Вилфред. Затем Винифред сказала мне «Пошли!» и потянула во двор.
– А мы ещё думали, что привидения жуткие, – проговорила я с горечью, когда она тащила меня по полю. – Куда мы идём?
Но Винифред молча вела меня по лесной тропе, а затем вдоль берега, пока мы не пришли к петроглифам. Тут Винифред вытащила из кармана отцовские письма, а следом – коробок спичек.
– Их надо сжечь, – сказала она.
Умница, Винифред!
– Нам ещё повезло, что мы не рассказали о них матери – она бы разболтала в эфире на всю Канаду. А когда вернётся Зебедия, нужно и ему втемяшить, чтобы помалкивал о переписке с отцом. Они стреляют на поражение. – Последнюю фразу она проговорила совершенно безучастно, и тогда я поняла, что переживания бывают так сильны, что им не дают выхода.
Мы сожгли письма, и надо сказать, я была благодарна за перерыв в хождении взад-вперед по столовой в ожидании новостей, даже несмотря на то, что мы, конечно, сразу вернулись. Кроме Винифред, из всей семьи больше некому было следить за происходящим, и она чертовки неплохо держалась.
День клонился к вечеру. Глэдис, извещённая о произошедшем, принесла и унесла соблазнительно подгоревшие яства, проявив при этом деликатность, которой я от неё не ждала, и даже ни разу не попросила переключить канал на бибоп.
Близилось время ужина, и хотя есть никому не хотелось, можно было хотя бы рассчитывать на возвращение Зебедии. Пока мы были у «Брукмана», он съел свой бутерброд и снова убежал и поэтому до сих пор ничего не знал. Сина требовала соблюдения единственного незыблемого правила: мы могли гулять где угодно в течение дня, но должны были являться к обеду и ужину. Поэтому мы знали, что к ужину Зебедия появится – и действительно, едва Глэдис начала накрывать на стол, мы увидели его на опушке леса. Затем, к нашему облегчению, с другой стороны показались Вилфред и Старый Том, возвращающиеся на лодке. Мы позволили Зебедии войти и помыть руки, но ничего не сказали – ждали Вилфреда. А когда все собрались и сели за стол, мы обо всём рассказали.
Вилфред побелел, но промолчал.
Зато Зебедия едва не довёл нас, и так весь день просидевших как на углях, до цугундера – он вскочил на стул и, потрясая кулаками, ликующе завопил:
– Он сделал это!
В ночь
– Сядь, Зебедия, – с невероятной, на мой взгляд, выдержкой сказала Сина. Взглянув на спавших с лица Винифред и Вилфреда, она продолжила: – Да, что ни говори, нехорошо вышло… – А затем, явно не зная, как закончить фразу, спросила: – Кто хочет подгоревшего супа?
Глэдис внесла супницу, от которой исходил явственный запах горелых помидоров.