Ночной смотрящий

— Интересные были ребята. Скромные, интеллигентные, но очень уж неразговорчивые. Я их и так, и этак — ни в какую. Настоящие зоологи, мать их еб. Зоологи в штатском — понял, да? Жили тут неделю, днем все больше отсыпались, ночами по лесу бродили. Потом сказали — ушел зверь. Могли бы нас спросить, будто мы не знали. Он, понимаешь, когда от села далеко, сразу как-то легче дышится. Ну и, в общем, попросили меня господа секретные агенты отвезти их за Горелый Бор. Я что — отвез, сколько дороги хватило. Они попрощались, в лес ушли. А через месяц являются менты — и за жабры меня!

— Деда, который их сюда подвозил, тоже допрашивали. Может, знаете, он на желтом «запоре» ездит.

— Слыхали, жаловался. Но с него взятки гладки, а на меня чуть убийство не повесили. Я уже, не поверишь, со свободой простился, и тут менты отстали. Может, узнали что-то. Тела, допустим, нашли. Такая херня, Андрей. Вот ты взял бы и написал про это. А? Чего молчишь?

— А что писать-то, дядь Сереж? — искренне удивился Лузгин. — Ну как вы себе это представляете? «Антинародный режим скрывает от общественности таинственные события в провинции! Ужасный монстр терроризирует население!» Так, что ли? Факты нужны, факты. Хоть кто-то этого зверя видел?

Они подошли к громадному дому Муромского. Откуда-то из недр густо заставленного хозяйственными постройками участка пару раз тявкнула мелкая собачонка. Ополчение закурило и развесило уши.

— Зверя не гарантирую, но следы мы тебе покажем, следы наверняка сегодня будут свежие, — пообещал Муромский. — Можешь их сфотографировать, если есть чем. А нету — я «мыльницу» дам.

— «Звериный оскал грабительской клики Чубайса!» — выдал очередной заголовок Лузгин. — «Эксклюзивные снимки: еврейские олигархи-живоглоты наследили на русской земле!» Слушайте, не будем форсировать события. Дайте мне осмотреться, хорошо?

— Толку от вас, журналистов… — буркнул Муромский. — Скажи честно, тебя-то хоть не купили гады?

— Да кому я нужен… — отмахнулся Лузгин. — Даже не предлагали. А потом, у них все равно столько денег нет.

— У них — есть, — убежденно сказал Муромский. — Ну ладно. Я сейчас.

Он скрылся за домом и через пару минут вернулся с собакой на поводке.

— Пират, — гордо представил Муромский небольшую остромордую лохматую псину с загнутыми кончиками ушей.

— Жалко, — сказал Витя.

Муромский утвердительно хмыкнул и пошел к околице.

— Фонари-то у всех? — спросил он через плечо. — А то могу дать. Андрей, у тебя где?..

Лузгин достал из кармана миниатюрный, в пол-ладони, плоский фонарик и, не дожидаясь ехидных реплик, сдвинул регулятор. На улице смеркалось, до полной темноты было еще далеко, но узкий луч шибанул вдоль улицы.

— Энерджайзер, — сказал Лузгин. — Маленький, да удаленький. Светит отменно, правда, батарейки жрет.

— Модный парень Андрюха, — хмыкнул Витя. — Всегда был пижон. Весь в отца. Эх, Димка, Димка, дружок мой, рано ты помер…

Ополчение принялось вздыхать, Лузгин закусил губу. Отец его тоже, как и многие из местных, не пережил суровые девяностые. Сгорел. Андрей осиротел гораздо раньше, чем хотелось бы, частенько ощущал себя, будто ему в жизни чего-то очень важного недодали, и втайне осуждал знакомых, которые собачились с родителями. Полноценная, в три поколения, семья была, по его мнению, безусловным благом.

Как так вышло, что собственный брак Лузгина оказался в фазе полураспада, Андрей сам до конца не понимал. И в Зашишевье его пригнала настоятельная потребность очистить душу, разобраться в себе, отрешившись от московской суматохи. Побыть наконец одному — в надежде, что именно временного одиночества ему не хватало последние годы и вскоре, отдышавшись, он сможет вернуться домой свежим и готовым любить дальше ту, которую по-прежнему хотелось любить, но уже не очень получалось.

А у них тут зверь.

— На всю жизнь запомнил, — буркнул Лузгин тихонько, Вите на ухо, — эту вашу историю про «камень надо передвинуть».

— Гы! — гордо сообщил Витя.

— У Козла потом доска не пролезала, а дяде Юре надо было срочно по-французски перевести, что на бутылке написано. И все в один день.

— Гы! — повторил Витя еще громче и удовлетвореннее.

— Я к вечеру протрезвел немного, вышел прогуляться, а отец на Крестах с какого-то мотоциклиста пытается шлем содрать, до дома, мол, дойти…

— Не-е, это Юра. Димка-то в шлем вцепивши, а Юра и говорит — ну чего тебе, жалко, одолжи дружку моему шлем, домой сходить, он без шлема уже не может…

Село осталось за спиной.

— Ну что, дедушка, куда живца? — спросил Муромский.

— А вон, — сказал отставной егерь Сеня, главный авторитет в охотничьих вопросах, указывая на одиноко стоящую полевую сосну. — Прямо туда. И не сомневайся, милок.

Муромский вздохнул и повел Пирата к сосне. Пес бодро семенил короткими лапами и слегка подпрыгивал. Ему было весело. Пока что.

— И не сомневайся, — повторил Сеня.