— Поймите, не стал бы Игорь терпеть его здесь просто так. Я же говорю — Миша по делу. Оставьте человека в покое.
— Это не человек.
«Тут у всех, кто этим занимается, — личные счеты», — пронеслась в голове фраза, услышанная от Долинского. Лузгин видел: капитан не дурачится, он на полном серьезе готов бить врага.
А может, и убивать.
Миша подбросил обойму вверх, Котов ловко поймал ее левой.
— Одно неверное движение, тварь, — сказал он, пряча обойму в карман, — и тебе конец.
— Напугал! Мне давно уже конец. Поэтому я здесь. Я пришел к Игорю за помощью. Он обещал, что поможет выздороветь.
— Выздороветь? Да ты весь пропитан чужой кровью. Тебе не переломаться ни в жизнь. Вставай, пойдем, выйдем, поговорим по-мужски. Неужели тебе не хочется убить меня?
— Я бы с радостью, но сейчас не могу. Не имею права.
— А я — имею!
— Капитан, да не валяйте же дурака! — взмолился Лузгин.
И тут будто с неба обрушилось мягкое, но тяжелое. Обволокло, сковало по рукам и ногам. Это проснулся Долинский и сразу взял быка за рога. Лузгин сел на траву.
Котов остался стоять, более того, он достал пистолет.
— Капитан, вы маньяк, — невнятно пробормотал Лузгин.
Миша лежал неподвижно, глядя в дуло. Он не собирался драться с Котовым, во всяком случае, этой ночью.
Котов, пошатываясь, целился Мише в лоб.
Подошел Долинский, шлепая тапочками и запахивая халат.
— Всем доброй ночи, — сказал он. — Евгений, не будете ли вы так любезны убрать оружие? Спешите вы, честное слово.
Котов очень медленно повел стволом в сторону.
— Да у него патрон не дослан, — буркнул Миша. — Знаем мы эти ментовские штучки.
Бах!!!
Рядом с Мишиной головой взлетел фонтан земли. Долинский подпрыгнул, Лузгин повалился навзничь. В соседних дворах залаяли собаки. Громко топоча, прибежал Грэй и тут же сунулся обнюхивать хозяина. За кустами удовлетворенно рыкнул Вовка. Ему нравилось, что вампира обижают.
Миша открыл рот.
— Молчать, дур-р-рак! — рявкнул Долинский.
Котов снял курок с боевого взвода и спрятал оружие под плащ.
— Приношу вам свои извинения, любезный Игорь, — сказал он. — Мне было трудно контролировать себя. Вероятно, я пережил легкий моральный кризис. Но, согласитесь, я все же справился. А не найдется ли у вас стаканчика виски?
— Найдется, любезный Евгений. Но в обмен на обещание вести себя более цивилизованно.
— Насколько более?
— Без стрельбы. Пойдемте выпьем.
— Видите ли, друг мой, я был вынужден обнажить этот пошлый и вульгарный ствол от Макарова, поскольку оставил свой верный меч в багажнике! — разглагольствовал Котов, удаляясь.
— А между прочим, где ваш верный оруженосец?
— На процедуре. В последнее время Робокоп страдал некоторой утратой мотиваций, и я прописал ему свидание с невестой. Он скоро кончит. То есть закончит. Ну, вы понимаете?
— О да. Андрей! Не отставай. Там на самом донышке, тебе может не хватить.
Лузгин смотрел на Мишу. Тот глядел на звезды. Дыра в земле возле самого его уха была размером с кулак.
— Извини, — сказал Лузгин тихонько. — Но ты сам виноват. Зачем дразнил его?
— Он меня ненавидит. Вы все меня ненавидите.
— Неправда. Мне тебя жалко. И… немного страшно рядом.
— Не ври, я же чувствую. Я тебе отвратителен.
— Каково это — быть…
— Таким? Прекрасно. И ужасно. Понимаешь, я сейчас на полпути между человеком и ночным. Очень непростое состояние души. Не знаю, с чем сравнить. Ты никогда не хотел переспать с мужиком?
— Н-нет. Кажется. Точно нет.
— А я хотел. Только не смог решиться. Мне было очень интересно, но сил не хватило перебороть себя. Нечто похожее теперь. С одной стороны, умом я понимаю — за моим превращением в ночного последует смерть. Но то, что осталось в памяти от тех ночей, когда я был иным, лучшим, высшим… Да, не найти подходящего слова! Совсем другим я был. Это надо пережить. Тебе никто не расскажет, даже Игорь, он же совершенно ничего не знает! Новое видение мира. Наконец-то полное. То, о чем я мечтал с детства. Видеть всю палитру. Когда-нибудь я нарисую, как оно есть на самом деле. Это будет настоящий шедевр.
— А краски-то найдутся подходящие?
Миша чуть повернул голову и смерил Лузгина недобрым взглядом.
— Если понадобится, я разведу их на крови… — процедил он. И, увидев замешательство собеседника, обидно рассмеялся. — Не бойся, не трону… Ты угадал, красок подходящих нет. Но я мог бы их придумать. Эх, Андрей, Андрей, знал бы ты, как мне тяжело! Все силы уходят на то, чтобы держаться. Один шаг — и я окончательно стану ночным. Уйду в прекрасный волшебный мир.
— И будешь убивать людей.
— Наверное, — согласился Миша. — Это не проблема для того, кто знает, как убоги люди. Им терять-то нечего. Они не живут. Они слепы, глухи, самые яркие их эмоции даже не тень того, что ощущает ночной. Даже не пародия. Ночной проникает мыслью в самую глубь вещей. А как он любит! Как понимает! Как познает! Как… Думаешь, это небо черное? Я сегодня различаю десяток его оттенков. Завтра увижу вдвое больше. И твою жалкую душонку я читаю словно книгу. Нет, извини, не книгу, всего лишь плакат. Книга — это душа ночного.
— Ты сам придумал термин?