Повинуясь минутному порыву, спустилась на набережную, собираясь пройтись вдоль реки по прогулочной зоне, но тут же поняла, что была неправа: здесь ветер дул еще сильнее и казался еще прохладнее. Юля уже повернулась, чтобы возвратиться назад и найти другое место для прогулки, но вдруг заметила на скамейке знакомую девичью фигуру и застыла на месте в нерешительности. Там сидела Алина, явно тоже страдая, но, наверняка, по более уважительному поводу, если учесть случившееся с ее сестрой.
Юля сама не знала, почему остановилась и зацепилась за нее взглядом. Они не были подругами, а значит, и здороваться не были обязаны. Помочь девушке с ее бедой Юля тоже никак не могла. Да и в отличие от беспардонной Галки совершенно не умела навязывать людям свою компанию, но сейчас почему-то шагнула к той же скамейке, хотя рядом стояло еще несколько, абсолютно пустых. На набережной сегодня вообще никого не было, даже мамочек с колясками из соседнего дома.
Алина, конечно, ее приближение заметила: скосила глаза, когда Юля села на другой конец скамейки, но головы не повернула. Тут же снова слепо уставилась вдаль и поверхностно затянулась тонкой сигаретой, которую держала в дрожащих пальцах.
Юля какое-то время молча пила кофе, неловко поглядывая на Алину и не зная, что сказать. Зачем вообще к ней подсела? Она не могла ответить себе на этот вопрос, но что-то смутное по-прежнему не давало покоя.
– Поганая сегодня погода, да? – наконец выдавила Юля, повернувшись к соседке по скамейке и вымученно улыбнувшись.
Та смерила ее презрительным взглядом и ничего не ответила, продолжая делать вид, что курит, хотя Юля видела, что Алина просто набирает сигаретный дым в рот.
– Слушай, извини, я просто хотела выразить тебе соболезнования, – попробовала Юля снова. – По поводу Ксюши. Я до вчера не знала, что вы сестры. Была на ее похоронах, но тебя там не видела…
– Меня успокоительным обкололи и дома оставили, – зло выплюнула Алина, на этот раз пойдя на контакт. – Мать решила, что я истерю. Возможно, в тот раз она даже была права. Но обычно она не заморачивается на тему, права или нет. Просто делает, как считает нужным.
Юля нервно усмехнулся: настолько эта фраза сейчас попала в ее настроение.
– О, расскажи мне об этом…
Алина повернула к ней голову и нерешительно улыбнулась.
– Что, твоя такая же?
– А чего ты думаешь, я тут задницу морожу? – поддержала Юля разговор в том же тоне, чем-то напоминая себе сейчас Галку. Все-таки с кем поведешься…
– Тоже с матерью поссорилась с утра пораньше? – почти обрадовалась Алина.
– Угу, – промычала Юля, делая глоток кофе. – Пытается распоряжаться моей жизнью, как будто мне все еще одиннадцать. А твоя чего?
Алина снова погрустнела, поморщилась и отвернулась, небрежно махнув зажатой между пальцами сигаретой, уже почти превратившейся в окурок.
– Примерно то же самое. Ей после… Ксюхи, – на имени сестры голос Алины дрогнул, – совсем крышу снесло. Раньше она на нее орала, но хоть за дело. Ксюха действительно делала, что хотела. А теперь ее нет, так она на меня орет уже по поводу и без.
– А чего орет-то? – осторожно уточнила Юля.
– Да… – Алина снова махнула рукой. – Туда не ходи, это не делай, делай то… Задолбала, сил нет. Я сегодня уже не сдержалась, напомнила ей, что это она Ксюху довела, так она мне в ответ пощечину влепила… Вообще теперь домой не хочу. А куда идти – не знаю. Вот тут и сижу.
Юля тяжело сглотнула, с трудом заставляя себя оставаться внешне спокойной. Как можно ровнее уточнила:
– Так Ксюха из-за нее… повесилась?
Алина снова поморщилась и щелчком выбросила окурок. Тот отлетел на выложенную треснутой плиткой дорожку и замер, продолжая дымиться. Юля почему-то не могла отвести от него взгляда, слушая признание Алины:
– Изнасиловали ее… Ну как? Она в клубе была, напилась, с парнем одним замутила. Он, пользуясь тем, что она уже ничего не соображала, отвел ее на какую-то квартиру, друга своего, что ли… И друга своего прихватил. Двоих друзей. Они ею и воспользовались. Она уже под утро в слезах домой пришла, все сходу рассказала нам… Ну, мать по привычке и наорала на нее. Мол, сама во всем виновата, вела себя как шалава, вот и получила, что заслужила. Мол, пусть не скулит теперь…
Алина замолчала, тяжело сглатывая вставший в горле ком, шмыгнула красным от холода носом.
– Сгоряча она, конечно… От шока. Не знала, как реагировать. Наверное. Но так и ушла на работу, меня в колледж погнала. Да я и сама рада была сбежать… Тоже не знала, как Ксюхе теперь в глаза смотреть, что говорить. А пришла когда, она уже висела. И давно висела. Следак сказал нам, что она сразу и повесилась, как мы разошлись. Вот мать с тех пор сама не своя. То плачет, то орет. А я уже ни орать, ни плакать не могу… Все перегорело. И как с этим жить – не знаю, хоть сама в петлю лезь.
– Не думаю, что это хороший вариант, – вырвалось у Юли, но предложить альтернативу она не смогла.
Что тут скажешь? Время лечит? Все образуется? И это пройдет? Какую-то другую банальность? Все прозвучит одинаково глупо.