Ночной снайпер

— Тогда слушай… Кричит прямо, слышишь! Что прямо сейчас позвонит или поедет в полицию, пусть они там нас проверят… Ага, видишь, какое дело! Он, хорь, оказывается, нас с тобой сфотографировал. И хочет им показать снимки. Мол, не разыскивает ли нас Интерпол… Они его отговаривают. Гретхен твоя кричит, что ему не верит. Папа с мамой его тоже отговаривают, мол, хотя бы завтра, рано утром, а то уже поздно… Чего на ночь глядя, да по горной дороге? Твоя говорит, что не верит этому Курту, нисколько не верит, ни одному его слову… Сама хочет во всем разобраться. Типа, ее успокаивают, отсылают спать. Ну вроде все… На том и порешили. Утром он смотается в полицию, в Грюнзее, это семь километров отсюда. Разошлись по палатам, вернее, по номерам. Курт остался один. Чего-то бормочет, не поймешь… Ну так что будем делать, Леха? Хорошо, если он нас только сфотографировал и никуда не звонил. Считай, повезло… До утра время еще есть. Что молчишь?

— А чего говорить, — пожал плечами Корнеев. — Ты был прав. На все сто.

— Тогда делай, что я скажу. Звонить Коляну не буду. Он мужик крутой, сам знаешь… Поэтому для нас с тобой лучше проблему решить самим и в окончательном виде.

… Они встали рано утром, чуть свет, взяли с собой чемодан с разобранной винтовкой, осторожно вылезли через окно. Все еще спали. Моросил дождь.

— Вон его «шестисотый», — кивнул Михайлов в сторону серебристого «мерседеса» с тонированными стеклами. — Номер запомни… Не жалко такую машину, а?

Под дождем они скрылись за ближайшим сосняком, потом стали спускаться вниз, пока не увидели внизу петляющую реку в ущелье, над которой извивалось узкое шоссе. Они прошли немного вдоль шоссе, прежде чем нашли нужную позицию.

— Лучше не придумаешь, а? — спросил Михайлов, раскрыв зонт и только после этого открыв чемодан.

Корнеев не ответил. Он сосредоточенно собирал винтовку. В тишине было слышно щелканье фиксаторов. Потом он посмотрел в прицел. Опустил винтовку.

Михайлов косо смотрел на него.

— Ну чего? Жалко, что ли, стало?

— Машину жалко, — резко сказал Корнеев, и на его обтянутых скулах шевельнулись желваки. Похоже, он себя накручивал.

— Зато твоя Гретхен сразу освободится… — подбодрил его Михайлов. — И танцуй с ней сколько хочешь.

— Помолчи, а? — попросил Корнеев. — А разве мы не уедем отсюда сразу? — спросил он через несколько минут, думая о своем.

— Нельзя, — покачал головой Михайлов. — Подозрительно будет выглядеть. Ведь чем хороша такая штука? — кивнул он на винтовку. — Практически не оставляет следов. И почему так будет цениться твоя профессия? Следов практически никаких. Особенно в этом случае. Свидетелей — ноль. Никто не услышит и не увидит. А там, — он кивнул вниз, — что там увидишь или разберешь в общей куче?.. Ага, кто-то едет.

— Помолчи, — сказал Корнеев, приникнув к прицелу и затаив дыхание.

Теперь он сам услышал ровный шум мотора. Он выстрелил в шину, когда убедился, несмотря на предутренний сумрак, что на бампере тот самый номер, а серебристый «мерседес» с тонированными стеклами стал делать на большой скорости крутой вираж вблизи ограждения.

Машину резко занесло, развернуло, после чего она перекувыркнулась через ограждение и исчезла внизу. Корнеев вскочил, хотел спуститься, чтобы посмотреть, что с ней стало, но Михайлов перехватил за руку.

— Быстро назад! — крикнул он. — Скоро копы нарисуются.

Они успели забраться к себе в номер через окно, прежде чем к отелю подъехал «пикап» хозяина, привозивший из долины утром свежее молоко, сметану и сливки. Быстро разобрали и спрятали винтовку, легли в разобранные постели.

— Мастерство не пропьешь! — возбужденным шепотом одобрил Михайлов, укладываясь в постель. — Нет человека — нет проблемы. Нет, товарищ Джугашвили знал, что говорил! Один выстрел, и — без вопросов.

Уснул он быстро, а Корнеев проворочался около часа, прежде чем услышал за дверью голоса отдыхающих, идущих на завтрак.

— Пошли! — подскочил Михайлов. — Только никаких комплексов и никакого уныния в лице, ты понял? Только недоумение и сочувствие, как только объявят или начнут задавать вопросы.

В баре Корнеев увидел, что родители Гретхен пришли одни. И о чем-то встревоженно переговариваются. Михайлов ел сметану, не поднимая глаз. Корнеев видел, как родители подозвали хозяина, вышедшего к гостям, и все вместе прошли в холл. Похоже, они оттуда собирались звонить.

Корнеев мрачно посмотрел на Михайлова.

— Она тоже поехала с Куртом? — тихо спросил он.

— Откуда я знаю, — еще тише сказал Михайлов. — Чего смотришь? Будто я виноват! Они ж поссорились, сам знаешь… Нет, в натуре, я-то при чем? Уж как они там потом помирились и решили, что я, знаю? Давай, Леха, заканчивай, не фига меня гипнотизировать, нужно перепрятать пушку! Скоро полиция нагрянет.

— Ты знал, что она с ним поедет, но мне не сказал? — с ожесточением, повысив голос, сказал Корнеев. И наклонился к нему через стол: — Только не ври! Ты же говорил, будто она сказала, что ему не верит, что хочет убедиться сама…