Ночной сторож

Он продолжал и продолжал в том же духе, пока Патрис потягивала чай и смотрела, как на березе желтеют листья. Сделав последний глоток, слегка подслащенный сахаром, она поставила чашку, переоделась в джинсы, стоптанные туфли и клетчатую блузку, заколола волосы и вышла из-за одеяла. Она проигнорировала отца – худые голени, туфли не по размеру – и указала матери на сырое тесто в своем ведерке для обеда.

– Оно все еще хорошее, – сказала мать, изогнув губы в легкой улыбке.

Она вынула тесто из ведерка и одним плавным движением выложила на сковороду. Иногда то, что делала мать, повторяя изо дня в день, казалось похожим на фокусы.

– Пикси, о, Пикси, моя маленькая куколка? – издал громкий вопль отец.

Патрис вышла на улицу, подошла к поленнице, вытащила из пня топор и разрубила полено. Затем она какое-то время колола дрова. Она даже отнесла их к дому и сложила рядом с дверью. Эта часть работы была обязанностью Поки, но после школы он теперь учился боксировать. Поэтому она продолжала заниматься дровами. Когда отец был дома, ей требовалось делать что-то важное. Да, она была маленькой, но от природы сильной. Ей нравилась дрожь ударяющего по дереву металла, передающаяся ее рукам. К тому же, когда она размахивала топором, к ней приходили разные мысли. Она представляла, что сделала бы в той или иной ситуации. Как стала бы себя вести. Как сделала бы людей своими друзьями. И она не просто складывала дрова, она складывала их в определенном порядке. Поки дразнил сестру из-за ее затейливых поленниц. Но он равнялся на нее. Она была в семье первым человеком, у которого появилась работа. Не ловля пушного зверя силками, не охота или сбор ягод, а настоящая работа, как у белых людей. В соседнем поселке. Мать ничего не сказала, но намекнула, что благодарна. У Поки в этом году появились школьные туфли. У Веры – клетчатое платье, перманент для домашней завивки «Тони» и белые сандалии с ремешком вокруг щиколотки – для Миннеаполиса. И Патрис откладывала понемногу от каждой зарплаты, чтобы съездить за Верой, которая, возможно, пропала.

Сторож

Время писать. Томас встал, сделал дыхательные упражнения по методу Палмера[9], которым научился в школе-интернате, и снял колпачок с ручки. У него был новый блокнот из магазина, окрашенный в спокойный бледно-зеленый цвет. Его рука была твердой. Он начинал с официальной переписки и в конце баловал себя письмами к сыну Арчи и дочери Рэй. Он хотел бы написать самому старшему, Лоуренсу, но у него еще не было адреса. Сначала Томас написал сенатору Милтону Р. Янгу[10], поздравив его с отлично проделанной работой по обеспечению электричеством сельских районов Северной Дакоты, и попросил о встрече. Затем он написал окружному комиссару, поздравив его с ремонтом гудронированной дороги, и тоже попросил о встрече. Потом он написал своему другу, газетному обозревателю Бобу Кори, и предложил ему встретиться и провести экскурсию по резервации. Он подробно ответил нескольким людям, которые написали на адрес племени из любопытства.

После того как с официальными письмами было покончено, Томас перешел к поздравительной открытке и письму Рэе: приближался день рождения дочери. Неужели действительно миновал еще один год? Кажется, прошло совсем мало времени с тех пор, как я любовался твоим крошечным личиком и пучком каштановых волос. Я верю, когда ты увидела меня первый раз, ты мне подмигнула, сказав: «Не волнуйся, папа, я на все 100 % стóю всех проблем, которые только что доставила маме». Ты оказалась права, и на самом деле мы с мамой сказали бы, что ты был права на все 200 %… Плавным почерком он быстро заполнил шесть страниц различными мыслями и новостями. Но когда он остановился, чтобы перечитать написанное, то не смог вспомнить, писал ли он это, хотя почерк был безупречен. Какая досада! Томас постучал ручкой по голове. Он писал во сне. Сегодняшняя ночь была хуже, чем большинство ночей. Он не мог вспомнить прочитанного. Это продолжалось попеременно: он то писал, то читал, забывал, что написал, а потом забывал то, что прочел, потом писал снова и снова. Он отказывался останавливаться, но постепенно ему стало не по себе. У него возникло ощущение, что в темных углах комнаты кто-то есть. Кто-то наблюдает. Он медленно отложил ручку, а затем повернулся в кресле и оглянулся через плечо на замершее оборудование.