Ночной сторож

– Да, мне самому не нравится вся эта история с хронометристом. Могло создаться впечатление, будто я проиграл.

– Вы хороший человек, – сказал Барнс.

– Может быть. Но я не понимаю, отчего меня должно волновать, поедет ли кто-то в Вашингтон.

– Вы что, не знаете никого из индейцев?

– А как вы думаете? Они же у нас работают, черт возьми.

– На вашей ферме, верно?

– Ну да. Семья Стоун-Боев, без них нам не обойтись. Они хорошие индейцы. Знаете, я начал спарринговать с Ревардом.

– Он никогда не говорил! Парень совершенствует технику. Теперь я знаю причину, – восхитился Барнс, проявив стратегическую щедрость.

– Он сильный боксер, – отозвался Джо, улыбаясь своему кофе.

– Из вас вышел бы хороший тренер, – серьезно проговорил Барнс. – Послушайте. Я кое-что узнал. Если этот законопроект о прекращении договоров пройдет, проиграем мы все. Я останусь без работы. Из этой резервации начнут переселять людей. Ее больше не будет. Семья Стоун-Боев окажется в Городах. Да здешние места уже пустеют.

– Вижу, – подхватил Джо. – Мой брат уехал в Фарго и говорит, что ему там нравится.

– Я не большой любитель Городов, – признался Барнс. – И не прочь жить здесь.

Джо посмотрел на него серьезно:

– Нам придется подыскать вам подружку.

Барнс невесело махнул рукой:

– Не беспокойтесь. Об этом я уже позаботился.

«Да уж, позаботился», – подумал Барнс, когда Джо поднялся навстречу своему другу. Барнс наблюдал за ним. Джо был широкоплечим, практически квадратным, как кирпичный дом, но немного клонился влево, что стало заметно, когда он уселся в другой нише со своим другом. Барнс еще несколько минут понаблюдал за спиной Джо, отметив, что его левое плечо определенно ниже правого. Приятно было это знать.

– Уоббл кривобок, – сообщил Барнс Лесистой Горе. – Не знаю, что это значит, но такая информация может нам пригодиться.

Барнс не выдержал и на свои деньги купил боксерскую грушу для отработки быстрых ударов. Лесистая Гора заставил его приняться за дело всерьез.

– Он прошел вот так, сел вот так, – пояснил Барнс, изображая походку с наклоном влево и опущенное плечо. Может, он получил травму. Или, возможно, в его тренировках есть какое-то слабое место. В общем, здесь что-то не так. И мы должны иметь это в виду.

– Хорошо, – сказал Лесистая Гора. – Но, может быть, он просто в тот день был немного не в форме. Или, может быть, он притворялся.

– Притворялся? Неужели правда?

Барнс был поражен такой возможностью.

– Ну, не знаю. Но в этом есть смысл. Кто-то может попробовать и такую тактику.

– Например, мы, – подхватил Барнс. – Дай-ка подумать.

– В этом нам никто не мешает, – сказал Лесистая Гора.

– Решено, – объявил Барнс. – Ты будешь носить фальшивую гипсовую повязку на правой руке до самого запястья. Всего пару недель. Снимай ее только во время тренировок. Никто не должен видеть тебя без нее. Я попрошу Джарвиса ее наложить. Театральный реквизит, это по его части.

– План попахивает одноруким бандитом, – покачал головой Лесистая Гора.

– Ха-ха!

– Что «ха-ха»? А, то, что бандит однорукий! Хорошая идея!

В течение следующего получаса они возвращались к этой шутке снова и снова, находя в ней с каждым разом все больше поводов для веселья. Потом они пришли к единому мнению: очень жаль, что ее нельзя пересказать другим людям.

– Она звучала бы классно, – произнес Лесистая Гора немного задумчиво. Ему еще никогда не удавалось пошутить так удачно.

– Классной станет твоя победа. Так что давай держать рот на замке, – подытожил Барнс.

Удары

Лесистая Гора начал беспокоиться. Звук топора, которым она рубила дрова, в прошлый раз возбудил его. Совсем чуть-чуть. Чистая нота раскалываемого полена, уверенность удара, твердость, звон металла, входящего в дерево. Каждый удар был точным и мощным. В нем было что-то такое, чего он не мог описать. Что-то, делающее с ним невыразимые вещи. Дрожь внутри. Вибрирующий трепет. Теплый поток ощущений, который он скрыл, резко сев на стул и наклонившись к столу, рядом с ребенком, который внимательно смотрел на него, улыбаясь беззубой улыбкой. Кто, черт возьми, мог устоять? Жаанат отвернулась от своей маленькой печки и поставила на стол походную миску. Она подала ему овсянку – без изюма, без сахара, пустую. Должно быть, на той неделе они доедали остатки еды. Сегодня был четверг[86].

Жаанат увидела, как он уставился на овсянку.

– Не волнуйся, – сказала она. – У нашей девочки завтра получка.

Она взяла ребенка и начала его кормить, поддевая на кончик ложки по нескольку капель детской смеси. Малыш, казалось, думал, что это роскошное угощение, а потому Лесистая Гора тоже принялся есть овсянку, медленно, под повторяющиеся звуки колки дров. Удар. Удар. Черт возьми. В его груди образуются трещины, и через них начинает сочиться вся его нежность. Удар. Удар. Как она могла так с ним поступить? Он внезапно вспомнил о том, как она изображала водяного быка. Ему захотелось ударить себя.

* * *