Читаем Ночной сторож полностью

Продвигаясь вперед, он осмотрел сверлильный цех, проверил каждый замок, включил и выключил свет. В какой-то момент, чтобы разогнать кровь, он исполнил короткий причудливый танец, а затем перешел на джигу Ред-Ривер[5]. Освеженный, он прошел через усиленные двери помещения для кислотной мойки с рядами пронумерованных мензурок, шкалой давления, шлангом, раковиной и установками для промывки деталей. Он проверил кабинеты, отделанные зеленым и белым кафелем туалеты, а затем вернулся в механический цех. Его стол был залит светом лампы, которую он некогда «спас», починив для себя, и теперь мог читать, писать, размышлять да время от времени шлепать себя по лицу, чтобы не уснуть.

Томас носил имя «ондатра», по-индейски важашк – скромного, трудолюбивого, любящего воду грызуна. Ондатры жили повсюду в их резервации, усеянной болотами и озерами. Эти маленькие гибкие животные деловито скользили по воде в сумерках, постоянно совершенствуя норы и поедая (а они очень любили поесть) практически все, что росло или двигалось в болоте. Они были многочисленны и, хотя не отличались ничем особенным, когда-то сыграли важную роль. В начале времен, после Великого потопа, именно ондатра помогла преобразить землю.

Таким образом, как оказалось, Томас получил при рождении идеальное имя.

<p><emphasis>Хлеб со смальцем</emphasis></p>

Пикси Паранто нанесла клей на заготовку из драгоценного камня и прикрепила ее к блоку для сверления. Она взяла приготовленный драгоценный камень и положила его в крошечную прорезь на сверлильной карте. Она все делала идеально, когда приходила в ярость. Ее глаза фокусировались, мысли сужались, дыхание замедлялось. Прозвище Пикси[6] прилипло к ней с детства – из-за ее раскосых глаз. С тех пор как она окончила среднюю школу, она пыталась приучить окружающих называть ее Патрис. Не Патси, не Патти, не Пат[7]. Но, увы, даже лучшая подруга отказывалась называть ее Патрис. И эта лучшая подруга сидела рядом, тоже раскладывая заготовки для подшипников бесконечными крошечными рядами. Не такая быстрая, как Патрис, но все-таки вторая по скорости из всех работающих здесь девушек и женщин. В большом зале было тихо, если не считать жужжания светильников. Сердцебиение Патрис замедлилось. Нет, она не была Пикси, хотя ее фигурка была маленькой, и люди говорили ей вслед вавияжинаагози, что с ненавистью переводилось ею как «она выглядит мило». Патрис не была милой. У Патрис была работа. Патрис была выше таких мелких инцидентов, как происшествие с Баки Дювалем и его друзьями, которые раз подвезли ее в никуда, рассказывая потом людям, будто она была готова сделать то, чего не делала. И никогда не станет делать. Только посмотрите на Баки сейчас. Не то чтобы она была виновата в том, что случилось с его лицом. Патрис такими вещами не занималась. Патрис также была выше того, чтобы обнаружить на блузке, которую оставила сушиться на кухне, коричневую от желчи рвоту отца после его долгого запоя. Он был дома, рычал, плевался, приставал, плакал, угрожал ее младшему брату Поки и умолял Пикси дать доллар, нет, четвертак, нет, десять центов. Ну, хотя бы крошечный десятицентовик. Он пытался сжать пальцы в щепоть, но те не сходились вместе. Нет, она не была той Пикси, которая спрятала нож и помогла матери оттащить отца на раскладушку в шалаш, где он будет спать, пока алкоголь не выветрится.

В то утро Патрис надела старую блузку, вышла на большую дорогу и впервые поехала на автомобиле с Дорис Лаудер и Валентайн Блу. У ее лучшей подруги было самое поэтичное имя, но даже она не называла ее Патрис. В машине Валентайн устроилась спереди. Она спросила:

– Пикси, как там, на заднем сиденье? Надеюсь, тебе удобно?

– Патрис, – поправила ее Патрис.

Валентайн промолчала.

Валентайн! Она болтала с Дорис Лаудер о том, как приготовить торт с кокосовой стружкой. Кокос. Была ли где-нибудь кокосовая плантация на тысячу квадратных миль вокруг? Валентайн. В восхитительной оранжево-золотой юбке-солнце. Красивая, как закат. Даже не обернулась. Разминает руки в новых перчатках, чтобы Патрис могла видеть и восхищаться ими, пусть и с заднего сиденья. А потом они с Дорис обменялись советами о том, как вывести пятно от красного вина с салфетки. Как будто у Валентайн когда-нибудь была салфетка. И разве не пила она красное вино только в кустах? А теперь обращается с Патрис так, будто она ее даже не знает. А все потому, что Дорис Лаудер была белой девушкой, новичком на заводе и секретаршей, к тому же ездящей на работу на семейной машине. И Дорис вызвалась подвезти Валентайн, после чего та предложила:

– Моей подруге Пикси с нами по пути, и если ты…

И включила ее, как и должна была сделать лучшая подруга, в число избранных, но затем игнорировала и отказывалась называть ее настоящим именем, тем самым именем, которое было дано ей при крещении, именем, под которым она – может, неловко было произнести это вслух, но Патрис все равно так думала – она прославится в этом мире.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное