Томас принадлежал к поколению «после-буйвола-кто-мы-теперь». Он родился в резервации, вырос в резервации и предполагал, что там же и умрет. У Томаса были часы. Но он забывал ими пользоваться, ориентируясь только по солнцу и луне. Родным он считал свой древний язык, но также говорил по-английски – с мягким выговором и с почти незаметным акцентом. Этот акцент мог принадлежать только людям его поколения. Эта одновременно мягкая, но в то же время твердая манера говорить ныне была утрачена. Его поколению требовалось определиться с тем, кто они такие. Кто такой индеец? Что означает это слово? Кто он, кто, кто? И каким образом это проявляется? Каким должно быть отношение индейцев к этой стране, которая завоевала их и всеми возможными способами пыталась поглотить? Иногда страна все еще активно ненавидела индейцев, это правда. Но теперь все чаще появлялось мощное восхитительное ощущение. Войны. Гражданство. Флаги. Этот законопроект о расторжении договоров. Артур В. Уоткинс считал, что он будет принят для их же блага. Чтобы поднять их до его уровня. Даже открыть им врата рая. Как могли индейцы держаться особняком, когда победители то и дело протягивали им руки, чтобы прижать их к сердцу с чем-то похожим на любовь?
В тот год его отец выглядел особенно изможденным, с выступающими скулами. Томас всегда был голоден. Тогда они дошли до еды, которая бывала на их столе лишь в самом отчаянном положении, – кусочков лепешки, намазанных оленьим жиром. В дневной школе резервации кормили только один раз в день. Государственная школа-интернат славилась трехразовым питанием. Она находилась в дне езды на повозке, и то если вы отправились туда задолго до рассвета. Мать Томаса, Джулия, или Аван, плакала и прятала лицо, когда он уходил. Она разрывалась от противоположных чувств – может, лучше подстричь ему волосы самой? В школе ему все равно подстригли бы волосы. А подстричь волосы означало, что кто-то умер. Это был способ выразить скорбь. Как раз перед тем, как отцу с сыном предстояло уйти, она поднесла нож к косе. Она повесила бы ее в лесу, чтобы правительство не смогло задержать сына надолго. Чтобы он вернулся домой.
И он вернулся.
Первое, что Томас заметил в школе, были встречающиеся повсюду полотнища полосатой ткани – красной и белой. На ней встречался и синий цвет.
Флаги.
Они были повсюду, свисали с шестов, были приколоты к воротникам, окружали школьные доски, висели над дверями. Сначала он подумал, что это украшения. Учитель показал ему, что он должен положить руку на сердце и повторять слова, которые уже знали другие дети. И все это время смотреть на флаг. Томас повторял слова учителя, хотя и не понимал, о чем она говорит. Постепенно звуки в его сознании обрели форму. И еще позже в их рисунок добавились новые кусочки и детали. Он пробыл в школе несколько месяцев, прежде чем расслышал фразу
Когда поезд прибыл в Фарго, Лесистая Гора попросил Патрис записать ему имевшиеся у нее два адреса.
– Зачем?
– Затем, что ты еще ребенок. Я имею в виду, не приспособлена к городской жизни. А так я смогу найти твой след в случае, если ты пропадешь.
– Не бойся, я не заблужусь.
– В лесу. Вместе со своей корой от спазмов.
– Я бывала в поселке.
– Тут большой город, Пикси.
– И что ты о нем знаешь?
– Я о нем знаю больше, чем ты. Однажды я навещал тут сестру. Несколько раз мне приходилось драться.
– И ты хоть раз вышел победителем?
– Нет.
– Жалко, что так. Ладно, вот тебе адреса, куда я направляюсь.
Пикси – Патрис – написала адреса на клочке газеты. Она не сказала ему об адресе на случай чрезвычайной ситуации. Бернадетт была его единоутробной сестрой. Лесистая Гора сунул клочок бумаги в карман. Поднявшись, он посмотрел на нее сверху вниз. Не раздумывая, как будто это было вполне естественно, он попробовал улыбнуться так, как частенько практиковался в зеркале для бритья. О, и она ответила, разве нет? Посмотрела на него с удивлением. Он почувствовал на себе ее взгляд, когда отвернулся. Потом она наблюдала, как он идет по проходу вагона и высаживается…
Она подумала: что это было? Эта улыбка? Как будто он позаимствовал ее с киноафиши какого-то дешевого фильма. Улыбка, похожая на тесто в ее ведерке с обедом – грустная и сырая. Не пропеченная даже наполовину. Патрис откинулась на спинку кресла, достала ведерко с едой и взяла из него несколько щепоток пеммикана, глядя в окно на центр Фарго. Бар «Империя»[49]
. Потом она увидела идущего Лесистую Гору. Он шел, размахивая спортивной сумкой. Если он войдет в бар, она больше никогда с ним не заговорит. Он прошел мимо.Ладно, может, когда-нибудь, подумала она, и поезд тронулся.