– Отведи детей домой. Следите за ними. Они будто отравлены, но полагаю, что рано или поздно это пройдет. Могут опять сбежать. И – спешите. Посадите их на моего коня и на коня Гьяфи.
Драккайнен вынул несколько стрел и воткнул их, одну подле другой, в землю. Колчан был почти пуст.
В темноте, из гудящего, сыплющего искрами пожара слышались крики и топот ног.
– Ульф, мы будем тебя ждать.
– Я услышал, – ответил Драккайнен твердо. Нельзя расклеиваться. «Морские котики» не ломаются.
– Грюнальди?
– Да?
– Мой конь… Прижмись лбом к его лбу и скажи ему, что я вернусь, хорошо?
– Хорошо, друг. Если нет – я сам за тобой вернусь. А… знаешь, что это за крабы?
– Ты не захочешь узнать.
Они пожали друг другу бицепсы и затылки, а потом Грюнальди начал подниматься. Остановился на миг.
– Нитй’сефни?
– Да?
– Отыщи дорогу.
–
Драккайнен поднял лук и выпустил в темноту первую стрелу. Ему ответил крик.
Потом выстрелил еще дважды и привязал первого ребенка морским узлом под мышками. Еще один зашагал куда-то во тьму, и ему пришлось ухватить его за загривок, словно котенка.
Он снова натянул лук и снова выстрелил. Осталось трое преследователей, которые наконец сообразили, что остальные лежат, прошитые стрелами, или умирают на земле, – а потому отступили.
Сверху с визгом полетели еще стрелы. Грюнальди и Спалле. Он улыбнулся.
Когда последний мальчишка поехал вверх, всхлипывая и отираясь о скалу, Драккайнен спрятал лук и растворился в темноте.
Темнота дает мне ощущение безопасности. Когда я прохожу через рощу, натыкаюсь на троих Змеев, что тычут копьями в зарослях травы и кустов. Девушка всхлипывает от ярости, остальные – стиснули зубы. Найдут.
Хотят найти мерзавца, который убил святых змей, поджег их дом и украл их рабов. Который убил столько братьев. Будут искать. Ничего, что дом горит, ничего, что всякая пара рук нужна для ведер и тушения пожара.
Ничего, что вокруг совершенно темно.
Не отступят. Будут искать. Ничего, что в месте, где они бродят, меня давно не может быть.
Они наталкиваются на деревья, влезают в кусты, цепляются копьями за ветки.
И проходят мимо меня с двух сторон. Только потому, что я сижу совершенно неподвижно, с опущенным лицом и держу руку на мече. Мой абрис не напоминает человеческий. Я – просто темное пятно. И кроме всего прочего – пятно неподвижное. Во тьме глаз, главным образом, регистрирует движение. Я терпеливо сижу, пока они не отойдут, а потом выжидаю еще немного.
Затем покидаю их долину.
Восходит первая луна, и для меня становится достаточно светло. Я останавливаюсь в закрытой долинке на склоне небольшой отвесно вздымающейся горы.
Дело не в темноте. Дело в пятнах перед глазами, голоде и усталости. Несколько десятков секунд боевого режима принесли свой урожай.
Я изможден.
У меня немного припасов. Узелок с горстью полосок сушеного мяса, две колбаски халвы и сушеные фрукты, похожие на большие фиги. Только то, что я распихал по карманам.
Нет у меня и баклаги.
Я недавно пил воду из ручья, но то, что нет посудины, может обернуться проблемой. Нужно было захватить как минимум пластиковую бутылочку из-под сливовицы. У меня там было еще с половину ракии. Могла бы служить и для промывки ран, а потом бутылочка стала бы прекрасной флягой.
Ну что же…
Имею что имею, а чего у меня нет – несущественно.
Я чувствую, что надо спешить. Это инстинкт. Знаю, что я уже у цели.
И знаю, что, пожалуй, поздно.
Я надеваю капюшон полушубка и тесно обхватываю себя руками, после чего нахожу место, защищенное от ветра.
Сейчас двадцать минут третьего, среда, двадцать четвертое октября согласно условному местному календарю. Температура воздуха – шесть градусов, сила ветра – тридцать километров в час. Спокойной ночи, Мидгард.
Побудка на рассвете. Собираю острием ножа росу с травы. Капучино а-ля Побережье Парусов. Съедаю кусочек мяса, полпалочки халвы и финик.
А потом покидаю свою котловинку и отправляюсь наверх.
Сижу на вершине как раз перед восходом солнца.
Время для утренней экскурсии, осмотра окрестностей в первых лучах солнца и планирование действий на ближайшие шестнадцать часов. Действий рациональных и осмысленных.
Всходит солнце. Прекрасный момент, когда первый оранжевый лучик солнца пробивается сквозь вершины и обрисовывает передо мной панораму горной цепи.
Это полное безумие.
Меня обучали именно под таким углом, чтобы я не сошел с ума, глядя на детей, превращенных в боевые машины, что выглядят как адские карлики. Чтобы не ел себя поедом, вспоминая, как печь говорит человеческим голосом, или когда законы физики отправляются на прогулку.
Но все это – проблема масштаба.
Я смотрю на гору, встающую над длинной и широкой равниной, и чувствую пустоту. Что-то вроде контрольной картинки или сообщения