Ночной Странник

Он стар. Еще не одряхлел, еще можно поверить, что массивный меч, на который он опирается, — не просто украшение, но по изборожденному морщинами лицу, простреленным сединой длинным волосам и поблекшей матовой голубизне глаз виден возраст. И Грисма здесь боятся. Это видно по тому, как они сидят, как изображают невидимость, избегая встречаться взглядом с прищуренными внимательными глазами. Это видно по упрямо сомкнутым устам. И только я знаю, что грозное лицо его таит страх и неуверенность. Грисма постоянно боится. За своих людей, за себя, за весь род, за свою честь. А в этот момент он боится меня.

Я на полголовы выше самого высокого из них, и это не замаскировать. К тому же мой полупанцирь предполагает мощные наплечники, как в футбольной униформе, что придает мне вид почти героический. Задумывалось это ради психологического эффекта — но и для того, чтобы они пружинили и принимали на себя часть удара.

Грисма меряет меня подозрительным взглядом и мямлит, словно пережевывая что-то. Я бью наручем о нагрудник — так, что звон эхом отражается от потолка; склоняю голову в скупом поклоне. Кто-то нервный из сидящих за столом явственно вздрагивает. За колоннадой таятся человека четыре, полагающие, что их не видно в полумраке. Я чувствую их пот, слышу скрип ремней, чую запах дегтя, которым пропитаны тетивы. Слышу, как у одного из них колотится сердце.

— Прости чужеземному бродяге, великий король, — говорю я. — Я потерялся в этой стране и не сведущ в придворных обычаях. Лишь немного — и не слишком хорошо — говорю на языке Побережья и не умею поздороваться, но даже я слыхал о Грисме Безумном Крике и пожелал схорониться под твоим кровом.

Могу дать ему слишком немного — вот в чем проблема. Золота — не могу. Во-первых, он считается королем, а значит, даритель золота здесь он — иначе я его оскорблю. Во-вторых, увидь он, сколько его, просто убьет меня. А я не могу решиться отдать ему лапу твари. Позволил себя уговорить, что это чудо, но мне все больше кажется, что я зарубил лесного вредителя — и только. Что бы подумали о средневековом рыцаре, который бросил бы под ноги королю кусок змеи или голову волка и назвал бы себя драконобойцем? Безумцы есть в любой культуре.

— Подойди, гость, — приказывает Грисма. — Стань так, чтобы старый человек мог тебя увидеть.

Я подступаю на пару шагов и становлюсь в месте, освещенном колеблющимся огоньком масляных светильников, коптящих рыбьим жиром. Пол там тщательно подметен и на кривых досках углем начертан круг, оплетенный письменами. Я узнаю руны Побережья из алфавита Соннермана Вайгля, считающиеся святыми. В чем дело? Тест какой-то или что?

Скорее всего, стану я здесь или нет, имеет какой-то смысл. Все склоняются в ожидании, сидят напряженные, в странных позах, будто готовы в любой момент повскакивать с лавок. Они надеются, что я какой-то там призрак, но я, увы, не ведаю, что делают привидения. Как человеку — нужно мне бояться тех зигзагов или совсем напротив? Я готов поспорить, что это охранный круг заклятий, а значит, демон должен его сторониться. К сожалению, это лишь теория. В стороне, в нише, сидит одетая в черное баба. Капюшон или платок закрывает ее лицо. Сидит она совершенно неподвижно и не сводит с меня внимательного подозрительного взгляда. Даже мне она едва видна, но не заметить ее невозможно, поскольку ужасно смердит.

— У того, кто странствовал, — в горле сушь, — говорит Грисма. — Выпей со мной, гость.

Подает мне рог, наполненный чем-то мутным, пахнущим дрожжами и ферментированным зерном. Вареное домашнее пиво. Он смотрит с неизбывным вниманием, выпью ли. Мужчина, который сидит ближе прочих, стискивает кулаки, еще один закусывает губу. В чем дело? Мне должно выпить или нет? Подумаем — человек, ясное дело, выпьет. Что, демоны у них непьющие?

В темноте скрипит тетива. Да ни за что ты в меня не попадешь, сынок. Не при таком освещении. Да и короткий лук не пробьет ламинат.

Я выливаю немного пива внутрь ладони и прижимаю руку к земле.

— Что бы я ни пил — пью в твою честь, Хинд, — провозглашаю.

Встаю и поднимаю рог к губам. Смотрят так внимательно, словно это наиважнейшее в мире дело. И только тогда я понимаю.

Что-то добавили в пиво. Что-то, чего боятся демоны, вроде святой воды, и это оптимистическая версия. А возможно — что-то ядовитое, чего человек не заметит, и тогда все хуже. Чертова логика Божьего суда. Я сдам тест, когда упаду мертвым, — словно проба водой. Баба тонет — была невиновной, баба всплывает — ведьма. Начни я капризничать — я демон. Надеясь, что они не попытаются меня отравить сразу, пью. Здесь все же не знают моментальных токсинов, потому, если что-то пойдет не так, я мигом все выблюю.