Ночной Странник

Как я узнал позже, дело было не только в том, что Кимир Зил сумел захватить часть его зверушек. Не знаю, как тот сумел это сделать, но я помню, как видел его много раз подплывающим к голубому острову и сидящим на расстоянии броска камня от берега. Теперь я знаю, что он подслушивал сигналы Чагая. Должно быть, каким-то образом сумел разгадать язык его свирели и сделать так, чтобы быстрейки слушали и его, Кимир Зила, как своего хозяина. В ночь нападения на мой остров он сумел забрать лишь часть зверей, а тех, кто не желал его слушать, отравил.

Ремень нашел кучу корма, а вокруг — скрюченные мертвые тела животных Чагая с желтой пеной у пасти. Никто не знал, откуда старший взял отраву, пока не обнаружили выломанные двери в садовый склад: Кимир Зил использовал порошок из ягод ревеня, которыми травили крыс в каналах и амбарах.

Ремень не произнес в его сторону ни слова. Даже не взглянул на него. Отвернулся и вошел в павильон. Потом я видел, как он выходит, одетый в неприметную куртку с капюшоном, что означало, что он отправился повидаться с нашим отцом, владыкой Тигриного Трона.

Несколько дней я лежал в постели или на веранде, слишком занятый болью, чтобы заметить, что в доме происходит нечто необычное. Я ждал, пока треснувшее ребро не начнет срастаться. Болело, когда я вдыхал и когда пытался повернуться; тесная повязка тоже доставляла мне страдания.

Я часто пил настои и большую часть времени спал, не зная, что происходит вокруг.

Но все же обратил внимание, что мой медик, Хачин Тестугай, взволнован. У него тряслись руки, когда он отмерял мне лекарства и возжигал курения, молясь о моем здоровье амитрайской Госпоже Жатвы и новым богам, которым нынче молились в Амитрае и которые были божествами нашими, кирененскими, но здесь носили другие имена.

— Заботься о теле и духе сыновей Тигра, о Идущий-в-Гору, дай им свою силу, не позволь им уехать Лунной Повозкой, молю тебя…

— Ты сказал «сыновей»? — прервал я его. — Кто-то еще болен?

— Твой брат, Молодой Тигр, принц Кимир Зил лежит больным уже пару дней, — ответил он. — Его тошнит, и он не может есть. Бредит в горячке. Может так случиться, что…

— Что «что»? — спросил я, испуганный.

Я был зол на Кимир Зила, но все же он был моим братом.

— Мы не станем об этом говорить, благородный принц. Не когда черные птицы кружат вокруг нашего дома.

— Но что с ним случилось?!

— Благородный принц Кимир Зил играл с ревенем, мой господин. Это страшный яд. Когда не знаешь, как его использовать, можно и самому отравиться. Порошок может остаться на руках или на одежде. Обещай мне, Молодой Тигр, что ты никогда не возьмешь его в руки.

Кимир Зил умер следующей ночью. Провалился в сон и больше не проснулся.

Я плакал так, что думал сердце разорвется. Мир изменился. Я был ребенком и до той поры никого не терял. Казалось мне, что смерти нет доступа в Облачные Палаты. Это было нечто, о чем лишь читали или слышали в рассказах.

Я то и дело натыкался на что-то, имевшее отношение к моему брату, и не мог поверить, что кто-то, недавно сломавший мне ребро, сидевший в этом кресле или читавший этот свиток, может исчезнуть, словно его никогда не существовало, а следы его поступков — остаются, будто ничего не случилось. Даже такие личные, как надкушенный плод. Казалось мне, что он должен где-то остаться. Что ходит коридорами или покинул комнату минутой раньше, до того как я туда вошел.

Торжества похорон длились трое суток, и, как всегда бывает на кирененских похоронах, проходили они в полной тишине. Костер погас, а единственным следом от моего старшего брата была каменная лампа на верхушке небольшого кургана, и рядом с ней — резная миска для жертвенных благовоний, украшенная барельефом маленького конька. Мне вспомнилось, как Кимир Зил любил лошадей и как ребенком он часто изображал жеребенка. Глядя на барельеф, я словно видел его самого, тем мальчишкой малых лет, — а не того, кем он был несколько дней назад: высокого, худого, с жестокими узкими глазами, почти мужчину.

Тот его любимый конек, вырезанная из мыльного камня фигурка, с которой он не расставался, стоял перед моими глазами. И лишь тогда я понял, что мой брат — умер.

Я поплыл на его багровый остров. Быстреек уже забрал Мастер Зверей: впрочем, рыжих зверьков уцелело всего несколько. Я ходил по острову, осматривал руины поселения, глядел на черепа убитых во время казней животных, надетых на колышки вокруг беседки, и вдруг вскрикнул от ужаса. На миг мне показалось, что я увидел моего брата. Был он призрачен, бледно-желт и злобно улыбался. Только через минуту я понял, что смотрю на последнее произведение его быстреек. Эта странная куча глины, которую я увидел перед самой войной. Он сумел заставить меховых зверушек, которыми правил и которых убивал, построить ему памятник.