Ночной театр

Компостную яму они забросали землей, чтобы до останков не добрались бродячие псы, и вернулись в лечебницу. Муж аптекаря запер входную дверь, повесил снаружи замок, залез внутрь через оконце в аптеке – единственное во всем здании, не забранное железной решеткой, – и закрыл его за собой. Хирург погасил свет. Сквозь щели в деревянных ставнях сочился свет, и им было видно друг друга.

⁂

Измазанные в крови перчатки аптекарь выбросила в компостную яму, а вернувшись в клинику, отмывала руки с мылом, пока те не начали саднить. Потом вытерла их о платье и пошла в дальнюю комнату. Девочка лежала на матрасе, как ее и оставил сагиб. Кожа ее по-прежнему была синей, лицо умиротворенным, она сучила ножками, сбивая зеленую простыню. Аптекарь наклонилась, понюхала новорожденную, но та ничем не пахла. Пощекотала ребрышки и ножки, но девочка ничего не почувствовала. Глазки ее были открыты, аптекарь помотала головой; из-за закрытых ставен в комнате было темно, и хотя новорожденная водила глазами туда-сюда, время от времени даже ловила взгляд аптекаря, непонятно было, видит ее девочка или нет. Надо же, как редко моргает, удивилась аптекарь и поймала себя на том, что впервые на ее памяти младенец так долго бодрствует и совсем не хочет спать. Она взяла девочку на руки, так что головка новорожденной легла ей на сгиб локтя, несколько раз поцеловала в лобик, уложила в самодельную колыбель и вышла из комнаты.

В дальнем конце аптеки девушка вытащила из-под каменного помоста мешок риса, развела огонь, поставила на плитку кастрюлю с водой и высыпала в нее три чашки риса. Пока вода закипала, аптекарь порылась в корзине с овощами: не найдется ли свежих. Две картофелины, луковица, несколько помидорок, пакетик бобов, дюйм имбиря – по отдельности из этого ничего путного не приготовишь, и она порезала все овощи. Когда рис сварился, сняла кастрюлю с огня, на ее место поставила сковородку, влила ложку масла, оно почти сразу же забулькало; аптекарь добавила горчицу, зиру, куркуму, и они заскворчали.

Аптекарь вспомнила, как мальчик вырезал тюрьму из пенопластовой коробки, и с грустью осознала, что никогда уже его не увидит. «Надеюсь, там, куда он попал, ему хорошо, о нем заботятся, – подумала она. – Надеюсь, он сейчас вместе с родителями».

Девушка выложила нарезанные овощи на сковородку и закашлялась от вони раскаленного масла. Слила из кастрюли воду, высыпала рис на сковородку и закрыла крышкой. За спиной у нее раздался шум, она обернулась и увидела, что муж принес в аптеку коробки из коридора и расставляет на полках. Она поймала его взгляд, и он замер. Мужчина был мрачен, но вовсе не оттого, что его вынудили поступить против воли, а от волнения, не окажутся ли ложными его надежды. В их юном браке надежда их не баловала. Он положил руку на плечо жены, она прильнула щекой к его ладони, но тут смесь на сковородке зашипела, аптекарь вернулась к плитке, а ее муж занялся коробками.

Сагибу она об этом не говорила, он в такое не верит, даже муж ее, человек набожный, испугался, не тронулась ли она умом. Аптекарь знала, что новорожденная девочка – не обычный ребенок, а воплощение какой-то богини. Им с мужем оказали великую честь, избрав для этого служения. Теперь-то она ясно все понимала – и почему это случилось с ними, и почему мертвецы явились на этот свет. Они пришли вручить младенца их заботам. Пусть сейчас им непросто, но ведь и Кришна родился в темнице ночью, исполненной дурных знамений – лил дождь, и река вышла из берегов, и было много чего еще. А посмотрите, какого величия он достиг. Если она сделает все, что в ее силах, чтобы уберечь эту девочку, вырастит и воспитает ее, посвятит ей жизнь, кто знает, какие чудеса той суждено явить, какие несправедливости и злосчастья изгнать из мира?

Аптекарь разложила рис по двум тарелкам. Самой ей есть не хотелось: тянуло низ живота, подташнивало. Месячные еще нескоро: видимо, побаливают рубцы после туберкулеза яичников, из-за которого у нее в маточных трубах остались спайки. Сагиб уверял, что инфекция давно прошла, ведь аптекарь несколько месяцев пила антибиотики, а рубцы болеть не должны, хотя, конечно, теперь они останутся навсегда. Ну да что уж тут: приходится принимать волю бога и не задаваться лишними вопросами. В конце концов, если уж он создал этот мир и всё, что в нем, определил место для каждой звезды на небе и каждого камешка в реке, он, как никто, знает путь, предначертанный человеку.

Аптекарь унесла тарелки.

⁂

Хирург глотал еду, практически не жуя, хотя аптекарь и извинялась, мол, рис получился невкусный. Муж аптекаря сидел на полу, скрестив ноги, и тоже ел с аппетитом. Когда на тарелках ничего не осталось, хирург вспомнил про пакетики с кровью в коридоре и переложил их из контейнера со льдом в холодильник. Кто знает, вдруг на днях заявится еще один крестьянин с рваной раной на руке, и тогда кровь очень даже понадобится.