Ночной театр

— Это для тех людей, кто сделал с вами такое? — уточнила аптекарь.

Мальчик ничего не ответил, лишь поправил прутики.

— Плохие люди никогда добром не кончат, — продолжала девушка. — Рано или поздно они получат по заслугам. Я в этом даже не сомневаюсь.

— Это не для них.

— А для кого же?

— Для нас.

Мальчик перевернул коробку и поставил ее так, что дверца смотрела на вход в лечебницу, а стенки были параллельны стенам коридора. Аптекарь невольно потянулась к мальчику, но потом вспомнила, как возмущенно он отпрянул от нее в прошлый раз, и убрала руку.

— Иди сюда, — мать поманила сына к себе, тот подполз к ней на коленях, прижался щекой к ее ноге. Женщина взъерошила ему волосы, спрятала вихры за уши. Аптекарь заметила, что пациентка снова взглянула на часы, стрелки которых ползли так медленно, будто от присутствия мертвецов в них сели батарейки.

Дверь операционной скрипнула, и вышел учитель. Внешне он почти не изменился, разве что в руках у него теперь была стеклянная банка, а из-под рубашки торчала трубка. Но лицо словно одеревенело. Мальчик бросился к отцу, прижался лицом к его боку. Учитель погладил сына по голове, отодвинул от трубки.

— Что это? — мальчик потрогал банку.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал учитель жене.

— Операция прошла благополучно? — Она встала, оттолкнувшись руками от лавки и стараясь не двигать шеей.

— Да, все хорошо.

— Тогда в чем дело?

— Сейчас все объясню, — он указал на дальнюю комнату.

— О чем вы будете говорить? — всполошился ребенок. — Я тоже хочу с вами.

— Мы сейчас вернемся. Побудь тут.

— Но почему? Что случилось? Почему мне нельзя пойти с вами?

— Нам с мамой надо поговорить. Обсудить кое-какие вопросы. Мы скоро вернемся.

— Посиди со мной, — предложила аптекарь мальчику. — Я принесу тебе клей и ножницы. Сделаем с тобой красивый домик.

— Это не домик.

Мальчик с силой наступил на коробку, проделав пяткой дыру в пенопласте и расплющив стены, после чего пнул ее так, что та вылетела во двор.

Мать хотела наклониться к нему, но вспомнила о трубке, прижала сына к своему животу и с любовью принялась ему выговаривать:

— Это еще что такое? Разве можно так себя вести при сагибе и этой доброй госпоже? Она хочет тебе помочь. Зачем ты кричишь на нее?

Мальчик вцепился в материнский халат:

— Почему вы не сказали мне, что происходит? Зачем папа хочет с тобой поговорить? Вечно вы что-то скрываете.

— Да зачем нам что-то от тебя скрывать, мой принц? Нам скрывать нечего. Наверняка тут что-то самое обычное и скучное. Как когда папа читал газету, а тебе лишь бы смотреть картинки, помнишь? Вот и сейчас папа, скорее всего, хочет поговорить со мной о чем-то таком, что тебе совсем не интересно.

Аптекарь внесла в коридор раздавленную коробку и проговорила, улыбаясь через силу:

— Мы сейчас все починим. Сделаем из нее что пожелаешь — тюрьму, полицейский участок, что угодно. Коробок у меня много. Идем, посиди со мной, а родители поговорят.

Учитель с женой оставили сына с аптекарем. Она всячески старалась отвлечь мальчика, но он то и дело оборачивался на закрытую дверь.

Сагиб медленно опустился на деревянную скамью в коридоре, морщась и опираясь на руку. Аптекарь знала, как сильно у него порой болит спина — то ли из-за позвоночной грыжи, то ли еще из-за чего. Усевшись, хирург поднес к глазам палец: на кончике его выступила маленькая красная капля. Скамья была шершавая, аптекарю и самой не раз доводилось вытаскивать у себя занозы. Сагиб отсутствующим взглядом смотрел на кровь.

— Сейчас принесу лейкопластырь, — сказала аптекарь.

Хирург вздрогнул, покачал головой и растер каплю меж большим и указательным пальцем.

Девушка отыскала в аптеке ножницы, клей, цветную бумагу, разложила обломки раздавленной мальчиком коробки на полу в коридоре и принялась склеивать стенки «тюрьмы». Закончив, нарезала из картонной коробки длинных полосок для изгороди. Мальчик безучастно наблюдал за ней.

— Они говорят про еще одну операцию.

Ребенок не сразу понял, что сагиб обращается к нему.

— Еще одну операцию? Когда?

— Сейчас, пока не взошло солнце.

— Зачем?

Ножницы замерли в руке аптекаря. Сагиб разговаривал с мальчиком как с большим. Даже, пожалуй, терпеливее, чем со взрослыми. Ребенок слушал, не перебивая, а когда сагиб договорил, забросал его вопросами. Хирург сумел ответить лишь на очень немногие. Никогда еще аптекарь не слышала, чтобы сагиб так часто повторял «не знаю».

Наконец дверь дальней комнаты отворилась, и учитель с женой вышли в коридор. Мужчина кивнул сагибу.

Хирург прикрыл глаза, встал, расправил спину.

— Мы скоро вернемся, — сказал он мальчику, — а ты пока побудь с ней.

Аптекарь улыбнулась и округлила глаза, хотя боль сдавила ей грудь. Мальчик покорно понурил голову. Мать его отвернулась; глаза ее по-прежнему оставались сухими, абсолютно сухими.

* * *

Хирург снова вошел в операционную, на этот раз с учителем и его женой. Он был совершенно измучен. Опираясь на его руку, женщина забралась на операционный стол.

— Доводилось ли вам после того самого вечера чувствовать, как шевелится плод?