Ночной театр

Тишина оглушала: казалось, еще немного — и у него лопнут барабанные перепонки. Ящик, в котором предположительно лежали ножницы, притягивал взгляд. Послышался всхлип; он не сразу понял, что плачет аптекарь. Она обмякла в руках пришельца.

— Отпустите ее, — хирург выпрямился в кресле.

— Н-не могу, доктор-сагиб. Она перебудит всю деревню. А я не могу этого позволить.

— Она будет молчать. Отпустите ее.

Учитель с женой тревожно переглянулись, он зажмурился и выпустил девушку. Та отпрянула от него, забилась в дальний угол комнаты, тихонько заскулила, но кричать не стала.

Хирург качнулся вперед, с силой надавил большими пальцами на веки. В темноте плясали вихри и паутины.

— Вы нужны нам, доктор-сагиб. Нам больше не к кому обратиться.

— Что вы несете? Что вы…

— Без вашей помощи мы так и останемся мертвецами.

— Мертвецы не ходят. — У хирурга кружилась голова. — Мертвецы не говорят. У мертвецов нет другого выбора, как оставаться мертвецами. Вы лжете.

— Я понимаю ваши чувства, сагиб, поверьте. На вашем месте я бы тоже подумал, что это невозможно. При жизни я никогда не верил в россказни о призраках, одержимых и домах с привидениями, во все эти байки, которыми старики стращают внуков. Я и ученикам своим говорил, мол, все это чепуха, не поддавайтесь суевериям. И я прекрасно понимаю, что вам нет никакого резона верить моим словам, доктор-сагиб. Но поверьте нашим ранам. Осмотрите их и сами скажите: можно ли с такими повреждениями остаться в живых?

Хирург убрал пальцы с глаз. Вихри испарились, семейство же никуда не делось: тела их окутывала дымка, словно контуры фигур расплылись, стерлись. Как он ни старался, пришельцы не исчезали. Хирург заморгал; с каждым мигом он видел их все четче, точно они становились плотнее.

— Может, вы просто воры? Если так, скажите прямо. У меня в сейфе есть деньги. Забирайте и уходите. Незачем устраивать этот изощренный…

— Ради бога, доктор-сагиб, послушайте. На рассвете мы снова станем живыми.

Но это же невозможно! Такого просто не может быть.

— Зачем вы пришли ко мне? Найдите себе священника, колдуна. А меня оставьте в покое.

— Зашейте наши раны. На рассвете наши тела снова наполнятся кровью, и мы уже не будем ходячими мертвецами.

— Как? Почему? Разве такое возможно?

— Трудно объяснить, доктор-сагиб, да и долго получится. Я и сам всего не понимаю. Могу лишь сказать, что ангел смилостивился над нами. Я вам все позже объясню. У нас очень мало времени. Я ничего не смыслю в хирургии, но догадываюсь, что такие тяжелые раны, как наши, зашить не так-то просто: на это, чего доброго, уйдет вся ночь.

Холод сдавил хирургу душу.

— Вы с ума сошли? Вы хотите, чтобы я оперировал вас здесь? Вот в этой лечебнице? Тут нечем даже сделать репозицию[4], не то что сшить лопнувшие кровеносные сосуды и прочие внутренние раны. Это безумие, вас нельзя здесь оперировать. Езжайте в город. Немедленно.

— Но доктор-сагиб…

— Поезд ходит каждый час. На нем вы доберетесь до города.

— Сагиб…

— Хотя что это я: какой поезд, лучше езжайте на автомобиле. Возьмите мою машину. Можете даже не возвращать: мне все равно. Водить умеете? Нет? Ладно, я сам вас отвезу в хорошую больницу. А вы объясните врачам, что с вами случилось. Они вам помогут.

Он подошел к аптекарю. Та вжалась в стену, словно хотела просочиться сквозь нее.

— Идемте, — хирург помог девушке подняться и повел ее к двери.

— Постойте, — в отчаянии окликнул их учитель. — Нельзя нам в город. Нас отпустили только сюда: что вы сумеете здесь сделать, тем нам и придется довольствоваться. Если же покинем деревню, ангел тут же отнимет у нас жизнь.

— Что? Бред. Зачем ангелу нужно, чтобы вы оставались в деревне?

— Клянусь, сагиб, это правда. Это было самое главное его условие.

— Но это же просто смешно. Вы, должно быть, ослышались или неправильно его поняли. Я сейчас отведу эту девушку домой, к мужу, и вернусь за вами. Не будем терять времени.

Хирург подошел к двери, потянулся к засову, но тут учитель произнес так тихо, что если бы в эту минуту подул легчайший ветерок, то слов его уже было бы не разобрать.

— Если мы поедем с вами, сагиб, то за пределами деревни наши тела онемеют, и остаток пути вам придется проделать с тремя трупами в машине.

Хирург замер как вкопанный. Голова его налилась свинцовой тяжестью: он вдруг остро почувствовал абсурд происходящего. Он представил, как пришельцы лежат на операционном столе, а он хлопочет над их обескровленной плотью, точно проводя вскрытие — душа его возмутилась против этого слова, но как еще назвать операцию на мертвецах? Ну и вечер, сплошная череда нелепиц.

— Пожалейте нас, — взмолился учитель. — Если наши раны не зашить, мы снова умрем, и смерть наша будет столь же страшной и кровавой, как в первый раз. Если мне вы ничем не поможете, помогите хотя бы моей жене и сыну. Умоляю, подарите жизнь им и моему нерожденному ребенку. У меня с собой нет ни денег, ничего, но я сделаю все, что скажете. Только не прогоняйте нас.