Ночной вызов

Пиджак Бобарыкина украшали ордена и медали. Однажды Пескишев спросил, зачем он носит их круглый год, а не так, как другие, - по праздникам. Бобарыкин пожал плечами.

- У меня нет будущего, - сказал он, - но зато есть прошлое. А кто о нем будет знать, если я сниму ордена? Мне они не мешают, а вы не обращайте внимания.

На том и окончился разговор.

Иван Иванович не был, что называется, запойным пьяницей, но навеселе частенько. Это было его, так сказать, ненормально-нормальное состояние, к которому все давно привыкли и с которым молча смирились, хотя понимали, что оно губит человека.

Выпив, Бобарыкин становился разговорчивым, много шутил, хотя нередко и не совсем удачно. Трезвым был молчалив, задумчив, говорил только о политике и проблемах сельского хозяйства, которое по его мнению, нуждалось в реорганизации.

В целом же Иван Иванович был честным, трудолюбивым и безотказным человеком, и это позволяло некоторым сотрудникам клиники взваливать на его широкие плечи львиную долю повседневной работы. С раннего утра до позднего вечера он занимался со студентами и безотказно смотрел больных.

К больным у него был особый подход. Он всех называл на "ты", хлопал рукой кого по плечу, кого по спине, никто на него не сердился за бесцеремонность обращения. Более того, больные ценили и уважали его за непосредственность, искренность, душевность и желание помочь каждому. Бывало, что он и ругал своих пациентов, но только по делу. В общем, он любил больных, а те платили ему взаимностью.

Больных Бобарыкин смотрел долго и тщательно. Внимательно выслушивал сердце, легкие, мял живот, проверял рефлексы. И хотя диагноз порой был ясен с первого взгляда, он продолжал обследование.

Если кто-нибудь из коллег ему говорил, что такие обследования - это просто бессмысленная потеря времени, Бобарыкин поднимал очки на лоб, внимательно смотрел на указчика и говорил:

- Ты что, с луны свалился? Не соображаешь, что больному нужен не диагноз, а внимание? Что от того, что ты ему правильный диагноз поставишь, а помочь не сможешь? Внимание человека лечит, внимание. Медикаменты тело лечат, а внимание да доброе слово душу исцеляют.

Пескишев любил бывать на практических занятиях, которые Бобарыкин проводил со студентами. Вперемежку с необходимым материалом он рассказывал различные истории из своей жизни либо выдумывал их на ходу и так искренне верил в их достоверность, что передавал эту веру всем своим слушателям.

Иногда ради потехи студенты выучивали такое, о чем Бобарыкин и сам не знал, и устраивали ему экзамен.

- Иван Иванович, - обратится к нему кто-нибудь из студентов, - а что это за синдром Шей-Дрейгера?

В таких случаях Бобарыкин внимательно выслушивал вопросы, на которые не мог ответить, а затем, нисколько не опасаясь за свой авторитет, просил студентов просветить его. Они это охотно делали, а он слушал и искренне восхищался.

- Вот головы, до чего дошли! Доцент не знает, а студент знает! Ну и чертенята!

Студентам это нравилось, и они наперебой старались подготовить побольше заковыристых вопросов, невольно тщательно изучая необходимый материал.

Когда Бобарыкину становилось невмоготу, он вызывал кого-либо из самых дотошливых студентов, давал ему молоточек и говорил:

- Что же ты, милый... Да разве так молоток держат? Ты что, гвозди в стенку забивать собрался или человека обследовать?

Студент от смущения покрывался испариной. А Бобарыкин назидательно говорил:

- Вот ты вопросы заковыристые задаешь. Это хорошо. Я, брат, на тебя не сержусь, потому что ты теорию хорошо знаешь. А что теория-то без практики? Ничего. Главное в нашем деле - уметь рефлексы исследовать. Теперь попробуй вызови их у меня, - предлагал Бобарыкин студенту. И если тот, стараясь угодить ему, стучал молоточком не по тому месту, по которому положено, чтобы вызвать тот или иной рефлекс, Бобарыкин, посмеиваясь, упрекал:

- Ты чего меня молотком молотишь по коленной чашечке? Инвалидом сделать хочешь?

Диагностом Иван Иванович был великолепным. При разборе трудных больных молчал, внимательно слушал, что скажут другие. Свое мнение излагал редко и только тогда, когда не соглашался с другими. При том его диагноз подчас казался настолько абсурдным, что вызывал улыбки у присутствующих. Если же кто-нибудь из молодых врачей или студентов не мог сдержать смеха, он спокойно говорил:

- А ты не смейся. Над кем смеешься? Над собой смеешься! Нюх надо иметь на такой случай. Рассуждением тут не поможешь, потому что случай такой.

Когда Бобарыкина просили обосновать свой диагноз, он отнекивался зачем объяснять, если и так все ясно! - хотя никому ничего ясно не было. К великому удивлению сотрудников, в таких случаях он обычно бывал прав. Вот почему к его мнению прислушивались, хотя никто не мог понять, каким образом ему удается распознать диагноз заболевания.

- По Фрейду, по Фрейду, - шутил Бобарыкин, если у него было хорошее настроение, - благодаря иррациональному мышлению на уровне бессознательного.