Ночной зверёк

Амти снова посмотрела на арену. В центре, размазывая кровь носком лакированной туфельки, стояла девушка. Ее кудряшки были идеально уложены, глаза воспалены, а неестественно-яркие кружочки алых румян делали ее похожей на куколку. Она была в равной степени искусственно-игрушечной и болезненной. Эли говорила, что она похожа на пастушку-психопатку. Но о, она была хороша какой-то особенной, сумасшедшей красотой. Ее лакированные, белые туфельки, покрытые каплями крови и платье фарфоровой куколки, Амти очень любила. Салепту была кем-то вроде ведущей или, может быть, комментатора. Сама она никогда не дралась, по крайней мере Амти не видела. Она сидела на арене и облизывала леденец на палочке, изредка уворачиваясь, если бойцы могли ее задеть. Эли говорила, что ходила бы сюда, даже если бы Аштар не дрался — просто посмотреть, как Салепту облизывает и заглатывает леденец. Эли говорила, что у нее есть чему поучиться, и Амти заливалась краской, делая вид, что не понимает, о чем Эли говорит.

Салепту сказала, голосок у нее был громкий особой, механической громкостью, позволявшей ей разговаривать без микрофона.

— А теперь, девочки и мальчики, признайтесь, вы все этого ждали! Я, по крайней мере, очень ждала.

Она поднесла леденец ко рту, мазнула по нему, как кошка, языком, а потом сказала:

— Бог войны и плотской любви, непревзойденный Аштар! И его соперник, сдержанный, жестокий и прекрасный Рифат.

Амти взвыла вместе с Эли, когда Аштар вышел на арену. Здесь его любили, это уж точно. Он был красивым и он умел убивать. Ничего больше, чтобы добиться на арене оглушительного успеха не требовалось. Они все смотрели на Аштара и не знали, кто он такой. Они не знали, каким смешным он бывает, как ласково мурлычет, как много пьет. Амти чувствовала себя избранной, ведь он был ее другом. Никто не знал его привычек, кошачьих повадок, вещей, которые он находил смешными, а она знала.

Аштар был одет безупречно, как и всегда. Разве что на нем не было галстука или шейного платка, приглашавших его придушить. Он вышел на арену, как выходят на сцену. И на секунду Амти, как всегда, показалось, что он сейчас запоет. Затянет что-то нежное и пленительное. Но Аштар только сияюще улыбнулся, помахав зрителям рукой, в которой был зажат тесак для мяса. Под светом софитов его лезвие блестело, как драгоценность.

Его соперник, Рифат, был не старше Аштара и ненамного крупнее. Он, изящный и задумчивый, скорее напоминал Амти студента художественного университета, нежели машину для убийства. Амти уже видела его в бою, кажется, пару недель назад. Тогда он вроде бы раздавил чье-то сердце. Амти сглотнула, будто бы это ей предстояло с ним драться. В руках у Рифата был кинжал, длинный и блестящий. Рифат, в отличии от Аштара, не улыбался. Выражение лица у него было спокойное и сосредоточенное, будто он считал в уме. Аштар, казалось, был абсолютно уверен в себе. Что до его соперника, то ему, по крайней мере с виду, было абсолютно плевать.

Как будто что бы ни произошло, оно не могло значить больше того, что происходило в его голове. Селапету сказала:

— Итак, вы готовы к лучшему шоу в ваших жалких жизнях, детишки?

И зал заревел, завыл, зарычал в ответ. Им всем угодно было отведать смерти, в том числе и Амти, хотя это ее друг был готов лить на арене кровь, как воду.

Салепту сделала шаг назад, а потом села прямо на пол, скрестив ноги, как маленькая девочка. Эли подалась вперед, видимо, чтобы рассмотреть ее белье. После рева и криков, воцарилась тишина ожидания. Аштар и Рифат шагнули друг к другу, но тут по залу пронесся, как первый порыв ветра на притихшем море, шепоток.

Амти проследила, куда все обернулись. В другой стороне, там где располагались балконы, куда поднимались только особые гости, стояла Царица. Позади нее были Адрамаут и Мескете. Они сопровождали ее в качестве телохранителей, хотя, по крайней мере Амти так поняла, потеряли статус фаворитов. Рядом с Царицей стоял Мелькарт, вот уж кто статус фаворита приобрел, но рад этому не был. Мелькарт был в форменной шинели Псов, но она была покрыта кровью. Царица не разрешала ему ходить в чистой от крови шинели. Она вела его рядом на цепи, как собаку. Ее новым, личным фетишем, кажется, была предыдущая работа Мелькарта. На его испачканной кровью шинели блестели ярким золотом погоны.

Амти не знала, как Мелькарту жилось с Царицей, он об этом не распространялся. Однако, судя по его конструктивным предложениям вроде:

— Давайте убьем эту сумасшедшую суку побыстрее!

Или:

— Может просто отрежем ее башку?

Да, судя по этим репликам, не очень ему было с ней. Или очень, потому что, по крайней мере сейчас, он смотрел на нее голодным взглядом влюбленного человека.

Словом, по Мелькарту всегда было сложно сказать. Царица по-девичьи помахала всем ручкой, устроилась поудобнее, Мелькарта она заставила сесть у своих ног, а Адрамаут и Мескете остались стоять.