Ночной зверёк

Мелькарт, судя по всему, заметил Аштара, он издал звук, который больше всего напоминал собачий лай. Или, если сказать точнее, лай очень поддатой собаки. Аштар козырнул ему, глаза у него загорелись. Аштар любил, когда кто-то из его друзей смотрел, как он дерется.

Салепту склонила голову, спросила:

— Мы можем начинать?

Царица, нежно улыбнувшись, кивнула. И они начали. Они кинулись друг к другу, и движения их были смазанными, такими быстрыми, что глаз едва в силах их уловить. Амти любила Аштара в бою, он будто отпускал что-то, вечно удерживаемое в клетке. Он действительно становился тварью, в нем было ничего человеческого, ничего разумного. Он был чистой силой и чистой яростью. Был зверем. Аштар бил, не сдерживаясь, казалось, он совершенно ни о чем не думал. Часто он пропускал удары, иногда довольно серьезные. Конец боя он встречал, покрытый собственной кровью и кровью своего врага. Адрамаут пару раз едва успевал оказать ему нужную помощь. В отличии от большинства участников, Аштар дрался слишком часто, рухнув в азарт арены, как в героиновую зависимость. Казалось, ни от чего он не получал такого удовольствия, как от боя. Может быть, еще от грейпфрутовой водки.

Аштар дрался с животной радостью и животной яростью. Его нынешний противник, Рифат, дрался совершенно по-другому. Движения у него были точные, плавные. Он будто танцевал какой-то удивительный танец, легко обходя удары. Иногда он делал точные, почти художественные выпады.

Для него все происходящее было искусством, в этом искусстве он был хорош. Аштар с его дикой, звериной яростью был, на этот раз, тем, на кого охотятся. На него охотился человек, сохранивший свой человеческий разум и использовавший его для того, чтобы убивать продуктивнее.

Амти прижала руку ко рту, а Эли вцепилась ей в плечо, когда кинжал вонзился в плечо Аштара. Амти и Эли одновременно запищали, а сам Аштар, казалось, не обращал на это внимания. Аштар не чувствовал боли, не боялся крови, раны его не останавливали.

Они дрались долго, не всегда Амти успевала следить за ходом боя, слишком уж были их движения быстры. В конце концов, Амти перестала понимать, что происходит, весь этот танец стал для нее слишком стремительным.

А потом все остановилось, потому что остановился Аштар. Он вдруг замер, взгляд его приобрел странную, ласковую, почти просветленную осмысленность. Он улыбнулся, показав розовые от крови зубы, сплюнул кровь.

В его живот был погружен кинжал Рифата. Наверное, отстраненно подумала Амти, его кинжал вошел туда, где находится печень. Эли закричала, а Амти была ошеломлена и не очень поняла, что чувствует, и побоялась, что не чувствует ничего. Все, что она могла — смотреть. И она смотрела. Аштар подался к Рифату, как будто собирался упасть. Рифат безмятежно улыбался, как художник, закончивший трудную картину. Аштар коснулся окровавленной рукой его щеки, пачкая, будто отмечая. А потом, навалившись на него, чтобы не упасть, поцеловал его — долго и страстно. Опьянения от победы и поцелуя со вкусом крови было достаточно, чтобы Рифат потерял концентрацию.

Аштар не чувствовал боли, вот что он забыл. Боль его не останавливала. Аштар всадил тесак для мяса прямо ему в голову, пробив череп. Рифат пошатнулся, и они вместе упали.

Салепту запрыгала, захлопала в ладоши:

— Какая неожиданная победа! Если, конечно, наш Аштар еще жив!

Амти и Эли начали пробираться к арене, но им мешали люди, не желавшие уступить им дорогу. Амти посмотрела в сторону балконов, Адрамаута там не было. Он успел раньше них.

— Так, это не по правилам, — начала Салепту, но Адрамаут отстранил ее. Амти подумала, что забавно, что даже в такой ситуации, он ее не оттолкнул. Мескете бы оттолкнула.

Мысли текли очень медленно, Амти могла только смотреть. Ну, и удерживать Эли, чтобы не мешалась. Адрамаут перевернул Аштара, вытащил из него кинжал, попутно расширив им рану, запустил руку внутрь, вытащил печень Аштара всю в крови и чем-то еще, что Амти назвала бы желчью, но точно она не знала. Кинжал же он запихнул в тело Рифата. Амти не сразу поняла, что это не посмертная месть. Адрамаут вырезал у него что-то. То есть, почему что-то — печень. Работал Адрамаут быстро, как мясник.

Интересно, подумала Амти, а что получится?

Адрамаут запихнул новую, целую печень в Аштара, срезал кусок кожи с Рифата, чтобы зарастить рану. Зарастить ее просто так, Амти знала, он не мог с того момента, как стал Инкарни. Теперь исцелять правильно, неискаженно, он не умел. Но это было хоть что-то, так ведь? Аштар был без сознания, но судя по выражению лица Адрамаута, по крайней мере дышал.

Кто-то из зрителей недовольно завывал, а кто-то одобрительно смеялся. Тишина воцарилась, когда поднялась Царица.

— Мне нравятся твои навыки, Адрамаут, — сказала она. — И я поощряю избыточные страсти. Однако не стоит забывать, что ты — заточенное лезвие, направленное в сердце творения, а не заботливый доктор.

— Моя Царица, ему нужна медицинская помощь.

— Оказать, — коротко сказала она. Адрамаут щелкнул пальцами, подзывая еще кого-то, чтобы ему помогли отнести Аштара.