Спать Амти вовсе не собиралась, даже очки не сняла. Но как только дверь закрылась, она, запутавшись в одеяле, закрыла глаза. Сон не шел, в голове было пусто и странно, а на языке оставался дурной, горький привкус. Амти не знала, сколько она пролежала так. Пошевелиться было трудно, но и заснуть не получалось. Когда оцепенение сменилось сном, Амти тоже не поняла. Она вдруг снова была дома, хотя и не верила в это до конца. Отец и Шацар сидели на кухне, и Амти сидела вместе с ними. Она смотрела в телевизор. Там был точно такой же Шацар, в его неизменном строгом и дорогом костюме, в его неизменных перчатках.
Он говорил:
— Граждане нашего великого Государства всегда будут помнить и скорбеть о Войне, которая едва не уничтожила нас всех. Люди, родившиеся в последние три десятилетия не знают, что такое Война. Все погибшие в той Войне были такими же, как мы. Все они были людьми, все они имели магию, как мы, стремились к свободе и счастью, как мы. Теперь их нет из-за Инкарни. Если бы война шла так, как Инкарни хотели, не было бы и нас. Войну развязало абсолютное, концентрированное зло. А абсолютное, концентрированное зло не хочет на самом деле ничего, кроме погибели для себя и для всего остального мира. Теперь, благодаря нашей силе, доблести и смелости, мы загнали их в самые укромные норы, где они вынуждены прятаться, а не нападать. Мы не даем Инкарни пополнять свои ряды. В конечном счете все они вынуждены будут погибнуть. И тем не менее, мы должны знать, что наша война за свободное и светлое будущее не может быть закончена, пока хоть один из них жив, хоть один из них дышит, хоть один из них ходит по свету.
Амти смотрела на телеэкран, губы у Шацара не шевелились, но голос его был слышен, казалось, у нее в голове. Шацар был больше, чем бог в этот момент. Он был даже не просто всевластный генерал, не просто царь, он был…
Амти так и не успела додумать эту мысль, отец рядом сказал:
— Неужели моя девочка тоже этого заслуживает?
Амти обернулась, она увидела, что отец и Шацар пьют водку. Шацар своими красивыми, затянутыми в перчатки руками сжимал нож и вилку. На тарелке у него лежало сырое человеческое сердце. Он взрезал его, и кровь брызнула на его перчатки.
— Твоя девочка такая же, как все они, Мелам.
Шацар и отец одновременно опрокинули свои стопки, Шацар закусил человеческим сердцем, а отец сидел перед пустой тарелкой.
— И для всех счет должен быть предъявлен один.
Шацар постучал указательным пальцем по краю тарелки. Он обернулся к Амти, и она поймала взгляд его прозрачных, безжалостных глаз.
— Правда? — спросил он.
— Не знаю, — ответила она. — Я ведь еще ни в чем не виновата.
— Ты хочешь подождать, пока станешь?
— Кем ты станешь? — спросил отец.
— Я еще не знаю. Может, художницей?
Шацар и отец засмеялись одновременно, Амти сидела и перебирала край юбки.
— У тебя же бездна за спиной, девочка, — сказал Шацар. — И однажды она тебя пожрет.
Тогда Амти протянула руку, схватила сердце с тарелки Шацара, вгрызлась в него зубами. Вкус оказался горький.
— Пейте водку дальше, надеясь, что все закончится хорошо, — сказала Амти. — Потому что она пожрет вас всех.
Шацар и отец молчали, по радио передавали государственный гимн, прерывающийся скрежетанием, шепотками и криками.
— Малыш, — позвали ее, и Амти вздрогнула. Кто-то гладил ее по голове, сон рассеялся. — Малыш, ты в порядке?
Амти открыла глаза, увидела перед собой страшные, острые зубы и вздрогнула. В первые секунды ей казалось, что сон еще не кончился и теперь ей снился монстр. Но рука его, гладящая ее по волосам, была так нежна, что Амти расслабилась.
— Адрамаут? — спросила она хрипло.
Он закрыл один глаз, неподвижный и красный, кивнул.
— Ты уже запомнила мое имя, малыш. Как это здорово! — прощебетал он. — Аштар и Эли сказали, что ты перепила. Не переживай, алкогольная деградация не наступает от одного раза, тем не менее алкоголь, это специфический нервный яд, не шути с ним. На, возьми бутербродик.
Адрамаут порылся в кармане, достал оттуда сэндвич цветастой упаковке из ближайшего супермаркета.
— Не знал, что ты любишь, но все ведь любят ветчину.
Амти заметила, что другой карман у него промок от крови. Она сглотнула. Проследив ее взгляд, Адрамаут сказал:
— Забрал у твоего друга по имени Элиш.
— Он мне не друг.
— Вот видишь, как хорошо. А это, — он похлопал по карману. — Пригодится Апсу.
— Апсу?
— Не буду портить тебе сюрпризы, малыш. Скажи мне, тебе объяснили все?
Амти начала разворачивать бутерброд. Он показался ей дичайше вкусным, она, наверное, не меньше суток ничего не ела. Ведь забрали ее до завтрака. От мысли о том, что ее забрали из школы, на глаза снова навернулись слезы, и Амти сильнее вгрызлась в сэндвич.
— Очень вкусный, — вежливо сказала она.
— Не я готовил, но спасибо.
— Мне объяснили, хотя я не все поняла.
Одной рукой Адрамаут продолжал ее гладить, а другой достал из того же кармана, где покоился сэндвич, банку виноградной газировки и положил рядом с ней.
— Меня так еще не баловали, — засмеялась Амти.
— Это чтобы тебе, малыш, было не скучно слушать сказку, с которой я начну.