— В тот единственный год, когда ты училась в школе, — ответил Шайху. — Тебе верить нельзя. А моим родственникам верить можно, мой отец — племянник самого Шацара. А про Шацара мы все знаем, что бы они ни сказал, это становится истиной для каждого в Государстве.
И все засмеялись, даже Амти засмеялась. Она не привыкла слышать, как кто-то шутит над Шацаром, оттого смех у нее вышел нервный.
— То есть, тебя Шацар назвал?
— Может быть. Только как видишь корм в коня не пошел!
Не смеялась вместе со всеми только Мескете.
— Ты пьян, Шайху, — сказала она. — На дежурстве.
— Он же в силах открыть засов, — ответил Адрамаут. — Больше от него никогда и ничего не требовалось.
— А если бы это были не мы?
— Ладно, хорошо, еще от него требовалось бы не открыть засов, если это не мы.
Мескете прошла вперед, отвесив Шайху подзатыльник, он вскрикнул, глаза у него сразу стали намного осмысленнее. Он одними губами прошептал что-то, напоминающее «стерва», а Аштар протянул:
— Порядок есть порядок.
— От тебя пасет перегаром.
— Но это не моя слабость, дорогой, я всегда в силах остановиться.
Коридор казался бесконечным. Действительно, они озаботились своей безопасностью. Наконец, они подошли к еще одной тяжелой двери, которая вела в бомбоубежище военных времен.
На уроках истории Амти видела картинки с типовыми бомбоубежищами старого типа. Главное помещение было одновременно спальней, кухней и столовой. Двухъярусные кровати стояли вдоль стены. Некоторые из них явно пустовали, на других же лежали вещи и вещички. Каждый человек, Амти знала это, проучившись девять лет в закрытой школе для девочек, даже не имея собственной комнаты, стремится создать хотя бы собственный угол. Амти, к примеру, сразу узнала кровать Эли, где вперемешку лежали дешевые романы ужасов и горы косметики, явно слишком дорогой, чтобы быть добытой честным путем.
На кровати Аштара лежал модный журнал и пачка тонких сигарет, а на кровати Шайху покоились две бутылки вина, непочатая и наполовину пустая. Между ними одиноко пиликала иногда забытая электронная игрушка.
— Любит человек нажраться и на кнопочки нажимать, — сказал Аштар, проследив ее взгляд.
— Ой, заткнись, — отозвался Шайху.
Амти увидела еще две двери, одна, наверное, вела в уборную, а другая в комнату, где складируется продовольствие, если только Амти правильно помнила схему типовой застройки.
За столом сидели двое мужчин и играли в карты. Они казались полными противоположностями друг другу: у одного было тонкое и грустное лицо интеллигента, которое только подчеркивали аккуратные очки, у другого был развязный, наглый взгляд и лицо человека образованного мало, зато понимающего очень много.
Они не сразу обратили внимание на Амти и остальных, продолжая смотреть в свои карты.
Адрамаут встал за спиной у мужчины с наглыми и уверенными глазами, покачался на пятках, потом спросил:
— Не скучаете, Мелькарт?
Мелькарт вздрогнул, и все же в его едва уловимом движении было что-то неестественное, будто вовсе он и не увлекся картами, а прекрасно видел все, что происходит вокруг.
— Нет, начальник, — сказал он. — Но если скажешь — будем скучать.
Эли прошептала на ухо Амти:
— Эти его собачьи шуточки. Мелькарт был Псом Мира, пока не выяснилось, что он Инкарни. Он сам от своих же сбежал.
— Я полагаю, что проигрываю товарищу большую часть состояния, которого у меня все равно больше нет, — откликнулся второй мужчина. — Это составляет предмет моей экзистенциальной заботы.
— Это или невозможность отдать карточный долг, Неселим? — деловито спросил Мелькарт. Голос у него был издевательский, такой голос, который бывает у людей, осознающих собственную победу. И в то же время что-то в нем было как треснувший лед, из-под которого сейчас хлынет вода.
— Когда мы садились играть, то установили, что ставим воображаемые вещи, водружая сознание в приоритет над бытием. Тем не менее количество воображаемых вещей, которые я сумел проиграть напоминает мне о реальных вещах, которыми я обладал.
Мелькарт засмеялся, смех у него был нервный и чуточку слишком громкий. А Амти заметила, когда Неселим откладывал карты, что костяшки его пальцев обнажены до кости. Интересно, у кого-нибудь из остальных есть еще деформации, которых она не видела?
Когда Неселим посмотрел на нее, Амти поспешно отвела взгляд от его рук.
— Здравствуй. Мескете сообщила нам о тебе. Добро пожаловать домой.
— Ага, — поддержал Мелькарт, но в его голосе не было слышно ни энтузиазма, ни приветливости. Амти подумала, ну и дурной же у него характер.
— Тшшш, — сказал Мелькарт. — Думай потише.
Он постучал себя по мочке уха, улыбнулся, оскалив зубы.
— Вы умеете читать мысли?
— Когда-то умел читать лучше.
— Неужели, я бы играл с ним в карты, если бы он умел делать это действительно хорошо? — спросил Неселим. Голос у него был тихий и спокойный, напомнивший Амти о голосах людей в похоронном бюро.
Адрамаут покружился на месте, совершил неопределенное движение рукой, будто демонстрируя ей комнату.
— Добро пожаловать домой, несмышленыш, как верно ответил Неселим. Располагайся и набирайся осмысленности.