Ночной звонок

— A-а, Света-душечка, пташечка. Рад, безмерно рад тебя видеть. А вчера я тебя и не узнал — куражилась, ударилась в философию. Ну-с, приступай к делу, наведи порядок в моей убогой келье, а потом под бочок. Прощаю тебе вчерашние извивы. По пьянке, надо думать, кобенилась. Но сначала сбегай-ка в магазин за полбанкой для похмелья.

— Я тороплюсь, Флор, на работу. Обеденный перерыв. Забежала по крайности.

— Работа не Алитет, в горы не уйдет, — Флор будто не расслышал последних слов Светланы. — Раз пришла, значит, разболокайся, будь в ажуре, — он поднял руки над спинкой, обхватил Светлану, притянул к себе, спрятал лицо в пышной груди девушки.

— Отпусти, слышишь! Я к тебе по делу. В трамвае слышала разговор: какие-то парни избили мужчину. Он умер от побоев, а убийц ищут. Не ты ли вчера с ребятами набедокурил, а? На месте драки остался велосипед, чей он?

Флор резко поднялся, подошел к столу, выпил прямо из графина остатки воды, протянул пустую посудину Светлане.

— К чему ты мне об этом рассказываешь, принесла бы лучше холодной воды. Ну, кто-то умер. И что же? Какое отношение я имею к нему? А умер — на земле живущим свободнее будет, жилья меньше потребуется.

— Флор, что ты болтаешь с пьяных глаз-то, — губы у Светланы задрожали, по щекам побежали слезы. — Не притворяйся сторонним, доберутся до тебя, посадят.

— Кого посадят? — Флор вытаращил на Светлану глаза. — Что ты мелешь, с ума сошла, что ли? При чем здесь я?

— Сказала: не притворяйся. Я ведь знаю все. Ты тогда собрал новую компанию, а потом вы за водкой поехали. Я шла следом. Девушка тебе попалась, ты к ней пристал, бесстыжий.

— Выслеживаешь, сука! — Флор схватил Светлану за грудь, притянул к себе, прохрипел в лицо, брызгая слюной: — Раздавлю! Сведу со свету, если еще раз пикнешь. Ничего не видела! Ничего не слышала! И никому ни гу-гу! Понятно?

— Так ведь Олег сам приходил, искал велосипед, говорил, что на его велосипеде ты катался. Так и сказал. Я не поверила, у тебя же свой есть.

— Ну, и правильно сделала, — Мартынов переменился к девушке, погладил по покатым плечам, чмокнул в губы. — А этот щенок может напортить. Меня и сам себя подведет, дурошлеп.

Мартынов заметался по комнате, схватил пустой графин, грохнул его на стол.

— Так, так... Вот что, Света, ты глаза вытри, язык спрячь и крепко держи за зубами — ничего не знаю, и все. Понятно? На том и стой в случае чего. Ну, погуляли, а потом мирно разошлись. Так. А сейчас я черкну записку Поликарпу Захаровичу, — Флор достал из кармана огрызок карандаша, оторвал от газеты на столе клочок, что-то написал, скрутил бумажку, протянул девушке. — Передай прорабу. Лично. Если будут спрашивать меня, скажи, что болен. Вот так. Уразумела, Светлана-пташечка? Я доволен тобой, хорошая ты моя. Я думал, ты так себе, болтушка-хохотушка, а ты... в общем, человек настоящий. И друг верный. Я тебя ценю. И не обижайся на меня, если что не так. А с этим недотепой я поговорю, чтоб не совался к посторонним с разговорами, наставлю на путь истинный. Ну, адью, дорогая, иди. — Флор обнял Светлану, поцеловал. — Иди. И язык за зубами — это прежде всего. Вечером, значит, подгребай, покалякаем. Олега турни ко мне. Прораб его отпустит, я тут черкнул.

Едва за Светланой закрылась дверь, Флор отхаркнул и брезгливо сплюнул на пол, вытер губы подушкой, сел за стол, положил голову на кулаки.

— Заваривается каша! Неужто умер? Неужто этот паршивый щенок выболтал еще посторонним? Не сесть бы в лужу. Тьфу!

Ждать Олега пришлось недолго. Парень прибежал сразу же, как только Светлана сказала, что его ждет бригадир у себя дома.

Мартынов так ожесточился, что забыл об осторожности, и набросился на Олега, едва тот вошел.

— Да я тебя сотру в порошок, сопляк! — прижал он его к косяку. — Ну, посмотри на меня... О-о, ты, оказывается, только болтать можешь по-геройски, сейчас глаза забегали, как у зайца. Ну, рассказывай, о каком велосипеде говоришь по всему городу? Да ты помнишь хоть что-нибудь? Ведь окосел до помешательства, молокосос. Что ты болтал Светлане? Где еще шатался вчера вечером?

— Я, я, я, — испуганно залопотал Олег. — Да я ничего и не помню. Не болтал. Не шатался.

Мартынов поостыл, отпустил паренька, усадил на стул, сказал как можно мягче:

— Натворил ты — не расхлебаешь. Дело подсудное, старина. Тебе же добра желаю. Слушайся меня, а не то угодишь за решетку — ты меня видишь, я тебя нет.

Олег заморгал глазами, в груди его стало тесно.

— Я искал тебя, — выдавил он через силу. — Я не смел возвращаться без велосипеда. Где велосипед? Он же чужой. Я Светлану спрашивал, не видела ли. Вот. А больше ничего не говорил.

— Никому?

— Нет вроде. Правда, Зою сегодня случайно встретил, ну, сказал ей о несчастье, ехал, мол, и человека сбил. Она рассердилась, не стала и разговаривать со мной, ушла.