Ночной звонок

Вот и скамейка, на которой сидели Таня с подругой. Нынче она окрашена в бежевый цвет вместо тогдашнего зеленого. Конечно, бежевый лучше. Сидела Таня вот так — глубоко, вплотную к спинке.

Пора бы появиться Глебу… Идет. Силится скрыты улыбку. Еще не выдержит, расхохочется. Нет, крепится. Даже изменился в лице — принял вдруг какой-то легкомысленный, озорной вид. Ну совсем как «тогда»! Засунул руку в карман, вынул розовую ленту и, поравнявшись с Таней, беззаботно сказал:

— Девушки, вы не обидитесь, если я вам сделаю маленький подарок? Вот выиграл сейчас, а она совсем ни к чему.

Повторяя в точности прошлогоднюю встречу, Таня нахмурилась и, ничего не ответив, отвернулась.

— Не берете?.. Жаль! Да вы не обижайтесь, я же от всей души.

Таня встала и молча пошла от него по аллее.

Как и в «тот» вечер, она побродила около танцевальной площадки, посмотрела на аттракционы и вернулась в «свою» ал лею, к «своей» скамье. «Тогда» ей было чуть-чуть грустно. Глубоко в душе, не смея признаться подруге, она жалела, что ничего не ответила ему и так неловко, нескладно прекратила знакомство.

Но он появился снов а.

— Ну, не сердитесь, девушки! Право, больше некому отдать ленту… Возьмите уж, а?

На этот раз Таня подняла на него глаза и сдержанно улыбнулась. Он назвал свое имя. Таня привстала. Ей следовало сказать: «Таня. Таня Стрелкова» и еще, как «тогда», нерешительно протянуть руку. Но..

— Ой, мочи нет! Ой, умру, Танюша! — Глеб хохотал, вытирая слезы кстати оказавшейся в руке лентой.

Конечно, ничего подобного в «тот» вечер не было — просто Глебу изменила выдержка и он, перемахну через триста шестьдесят пяты дней, вернулся к действительности.

— Ну вот, все испортил! — попробовала надуться Таня.

— Ох, Танюша, поглядела бы ты на себя! Словно аршин проглотила. А лицо — просто икона!

Он снова принялся хохотать. Таня, забыв, что хотела обидеться, тоже рассмеялась и дернула его за чуб.

— Вот тебе!

Она вскочила, Глеб кинулся ее ловить, и они несколько раз обежали вокруг скамьи.

В конце концов, выбрав момент, когда Таня задержалась против него по другую сторону скамьи, он ловким прыжком перескочил через спинку сиденья, и девушка сразу же оказалась в его объятиях. И как только его сильные руки обхватили ее плечи, Таня притихла. Она припала к нему, маленькая, слабая и нежная. Ее пальцы быстро-быстро пощипывали рукав его синего кителя.

Потом они долго молча сидели на скамейке.

— Ты даже про косы не забыла, — сказал наконец Глеб. — Не завязывай их в узел, так тебе больше идет.

— Да?

— Ага… Какие они у тебя хорошие… каштановые.

— Что ты! Просто русые…

— Ну, а какие они, каштановые волосы?

— Какие? Ну, вроде…

— Не надо! Мне очень нравится, как это звучит — каштановые волосы. И пусть у тебя тоже каштановые.

— Чудак! Ты и тогда, как познакомились, сказал: «К вашим каштановым волосам очень пойдет эта лента».

— Влюблен я в это слово.

— А ленту ты мял-мял в руках, да и засунул себе в карман.

Таня рассмеялась, и они снова замолчали. Оба думали об одном и том же. Вот минул год. Такой беспокойный, большой, а пролетел быстро. Чудесный год! А сколь ко их впереди, таких же многообещающих, счастливых…

— А куда я ходил сейчас!. Не угадаешь.

— На Пушкинскую? — Таня спрятала лицо, боясь, что Глеб обратит внимание, как она подозрительно легко догадалась.

— Ага. До четвертого этажа поднимался.

— Понравилось?

— Очень.

Ей хотелось расспросить подробнее, но она ждала, что скажет он сам.

— Список комиссия утвердила, — сказал Глеб. Таня уже слышала от Глеба о списке, но ему снова и снова хотелось говорить о нем.

— Наверное, уже определенно, кто куда поселится. Вот только начальник отделения еще не подписал.

Это было тоже известно Тане, и ее тревожило, что начальник отделения еще не утвердил список. Она осторожно спросила:

— А он ничего изменить не может?

Глеб задумался…

— Кто его знает…

Девушка внимательно поглядела на Глеба. По его лицу Таня умела угадывать малейшие перемены в настроении, и ей стало ясно — произошли какие-то неприятности.

— Он все такой же? Грубит?

Глеб нахмурился. Она прижалась к его руке.

— Что-нибудь случилось?

Он рассказал о сегодняшней встрече с Башлыковым. Рассказывая, Глеб больше и больше ожесточался.

Слушая его, Таня чувствовала, что вот-вот расплачется.

Когда он встал и молча заходил но аллее, она тихо спросила:

— Когда же совещание?

— Завтра… вечером.

— И завтра ты хочешь выступить?

— Зачем откладывать…

— Что ж, если надо… Но ты не горячишься? Возможно, надо осмотреться… подождать… Ну, хотя бы месяц… Мне кажется, так будет лучше.

— Не знаю… Не сдержусь, наверное.

— Но пойми, Глеб…

Таня запнулась, увидев, как он горько усмехнулся. Нет, не надо ничего говорить. Пусть он один все решит.

Как-то само собой получилось, что они пошли по аллее. Глеб рассеянно взял Таню под руку.

— Значит, так будет лучше? — сказал он.

Таня не понимала, спрашивал ли он себя, обращался ли к ней. Как не походил сейчас он, замкнувшийся, удрученный, на того Глеба, которого вид ела она несколько минут назад, — уверенного в себе, полного горячей решительности и гнева!