Ночной звонок

Черт его поймет, шутит, конечно, но как-то неприятно, не по-дружески. И Семенюк затаил обиду — тихую, стараясь ее ничем не выдавать.

И тем не менее рыбалка успокоила и сблизила их опять. Сидели вокруг костра, неспешно ели уху, говорили. Тишина недвижно окружала их. Замер лес. Замерла река. Только вдруг раздавался то там, то здесь мгновенный всплеск: рыба уютно взбивала ночные перины.

2

К Хлыновой пошли с утра. Направились прямо в комбинат бытового обслуживания.

— А она на работу не вышла. Ангелина Павловна сама за ней побежала. Ух, и сердитая! Помещение-то не убрано. Сколько раз мы Хлынову прогнать собирались, да все жалели — детей она учила, как-никак, а накормить-одеть надо было. А теперь прогоним. Нельзя терпеть больше… — говорила им уже вдогонку женщина — работница комбината.

Свернули к берегу Волги. От переулка пошли влево, к одиноко стоявшему в стороне длинному старому кирпичному дому. К нему вела плотно выбитая тропинка. По сторонам росли молодые липы и клены, стояли два столика и скамейки рядом — наверное, вечерами на этих столах забивают козла. Вокруг них трава была вытоптана. Виднелись и хозяйственные пристройки — сарайчики, дровяники. Вообще чувствовался своеобразный уют, некая выделенность из привычного уличного порядка. А с противоположной стороны над домом поднимались кроны двух высоких лил.

— А вон и Хлынова… — негромко сказал Потехин.

Вблизи дома, у крыльца, стояли две женщины. Одна, присадистая, широкая, держалась странно; в ее позе ощущалась и неподвижность, и вместе неустойчивость. Она стояла к ним спиной, задрав голову и свесив тяжелые белые руки, распиравшие короткие рукава ситцевого летнего платья. Вторая, нарядно одетая, высокая, стояла боком к ним и сердито выговаривала присадистой:

— Что же это такое, Хлынова? А?.. Я тебя спрашиваю! Да ты опять пьяная! От тебя водкой разит. Ты с утра напилась!

Потехин хотел подойти, Рябиков остановил его:

— Пусть договорят.

— …На что это похоже, я тебя спрашиваю! Ты будешь работать? Ведь уволю! Уволю!.. — понимаешь?..

Присадистая, помедлив, длинно и мерзко выругалась безразличным голосом. Директриса — видимо, это была она — замерла от неожиданности, потом взвизгнула и толкнула Хлынову в плечо. Та, точно сноп, мгновенно и тяжело повалилась на бок и стала сучить ногами. Директриса испуганно ойкнула и отпрыгнула в сторону. Потехин бросился поднимать Хлынову, сердито заметив:

— Это не метод убеждения, Ангелина Павловна!

А Рябиков сказал:

— Сегодня ни вам, ни нам с ней не поговорить. Беседы не получится. Так что не лучше ли вам идти на работу?

Директриса растерянно посмотрела на него и молча ушла скорым шагом. А они с Потехиным повели Хлынову в дом.

Вошли в длинный коридор. Здесь было полутемно и пахло керосином. От углового окна ударил сильный свет, и Рябиков, увидев прямо перед собой заплывшее лицо Хлыновой, невольно спросил:

— Какого она года?

— Ей сорок четыре.

Рябиков невольно вздрогнул. Он думал, что это старуха, а она его ровесница. Какой-то ужас пронзил его. До чего может довести себя человек! У всех одна жизнь, но как не одинаково люди распоряжаются ею.

Потехин толкнул дверь справа по коридору. Сразу в уши ударил пьяный гам. За столом сидела компания молодых ребят, перед ними — батарея бутылок. Лица были совсем молодые, но болезненная одутловатость утяжеляла их, И глаза смотрели с мрачным и больным вызовом.

— Есть тут дети Хлыновой? — резко спросил Рябиков.

Один парень вскочил, другой поднялся с нарочитой медлительностью и усмешкой. Рябиков внимательнее всмотрелся в них и во всю компанию — и узнал ребят, с которыми столкнулся на оковецком базаре в первое же свое утро. — …Куда ее уложить? Помогите!

Парень с длинными волосами, похожий на Махно, подхватил мать и потащил в соседнюю крохотную комнату. Положил ее на кровать.

— Вы что же, часто так время проводите? — спросил Рябиков.

— А когда есть гроши — каждый день, — откликнулся вызывающе один из компании.

— И нигде не работаете?

— Почему? Работаем! Вон Валерка, — кивок в сторону длинноволосого, — на стеклозаводе, а Костя, — кивок в сторону Хлынова-младшего, — киномехаником в клубе. А мы — кто где!

Рябиков промолчал, а Потехин вдруг сказал горячо, задыхаясь, вскипели в нем слова:

— Да разве можно так! — он потряс головой с болью и отвращением. — Вы подойдите к зеркалу да посмотрите на себя. Неужели и после этого пить будете?! Опухли глаза, морды зеленые, зубы, как у волков, скалятся — так и кажется, что броситесь сейчас кусаться… Черт вас возьми, вы хоть немножко думаете о себе? О своей будущей жизни?.. Кому вы будете нужны… Да за вас ни одна девушка замуж не пойдет!

С минуту застолица растерянно молчала, а потом сразу двое сказали в голос:

— А вы кто такие?

— …На наш век баб и девок хватит!

Рябиков видел, что сейчас говорить с ними бесполезно.

— Пошли, — кивнул Потехину.

Они вышли — и услыхали за собой шаги. Их догоняли двое — сыновья Хлыновой.

— Мне в кинотеатр надо… — угрюмо сказал младший — черноволосый, скуластый, в желтой рубахе с засученными рукавами, расстегнутой до пупа.

— И я пойду, — проговорил старший.