Ночной звонок

Очистил тайгу родную Семен Марченко, как и обещался, гордец! Это походило на легенду, но из всех легенд про Марченку эта была самой правдивой. Мало кто дивился, что отчаянный гордец Марченко, даже выйдя в жилые места, не взял никого на помощь себе, так и гнал один, как брал до того, всю свою волчью стаю. Но все дивились — даже самые добрые сердцем люди — на кой черт тащил он через всю тайгу того, сгоравшего в антоновом огне бандита, который все равно на третий день помер в больнице? Но чтобы понять это, надо было хорошо знать самого Семена Марченко, а не только легенды о нем…

Мой же непосредственный друг и прямой начальник Максим Ёлкин ничему не дивился, даже тому, как Управление отпустило такого милиционера на фронт, Максим-то очень хорошо знал характер Семена Марченки.

…Когда начальник Управления обнял его весьма сердечно и сказал, что представляет к награждению, Марченко четко и сухо ответил:

— Благодарю за честь, товарищ начальник, но разрешите заслужить награды на фронте. — И, чуть помедлив, добавил: — Как и обещали мне лично вы, товарищ начальник. А уж там я милицейской чести и выучки не посрамлю и в счет вашего представления постараюсь особо — сверх возможного!

Начальник Управления опешил и чуть не закричал, но — как же было так сразу и кричать на такого героя? Он глядел в упор на строптивого подчиненного, взгляд начальника Управления славился «сталистостью», но милиционер и на миг не отвел злой синевы своих глаз от гневного начальнического взгляда. Стоял, плотный, подбористый, несокрушимый, и на рябом лице его в ястребиным носом написано было упрямство невиданной силы.

— Ты что же, на случайно сорвавшемся слове ловишь меня?

— А вы знаете, в чем настоящая сила, главная сила милиции заключается? — дерзко спросил зарвавшийся оперуполномоченный, и начальник подрастерялся даже от такого неслыханного нахальства. Однако ответил:

— В партийности, преданности, храбрости и… в связи с народом, естественно.

Марченко от нетерпения вовсе невежливо отмахнулся:

— Ну! Беспартийными нам и нельзя быть по духу, преданность — как же без этого коммунисту и чекисту? Храбрость — это… Это вот как оружие или обмундирование милиционеру по штату положено. Связь с народом, конешное дело, но она-то чем сильна, связь эта?

— Так чем же, по-твоему? — уже заинтересованно спросил начальник.

— Честностью! — рубанул Марченко. — Честностью превыше всего и доброй славой у народа. Уважением народа, а без доброй славы нет и уважения, а без уважения народа какая уж там связь с ним! Без этого вся наша остальная сила, виноват, как оружие без патронов.

И, уже бурея от волнения и так-то черным лицом своим:

— И случайных слов у нас быть не может, товарищ начальник! Особенно прилюдно сказанных!

Понял начальник Управления, что живет сама собой — не слухом, не сплетней, а доброй славой — легенда о том, как Марченко обещал самой Москве очистить тайгу от варнаков и дезертиров, как очистил ее, и что в награду — в  н а г р а д у  з а  п о д в и г! — отпускают его на фронт…

В награду за подвиг…

— Черт корявый! — тоскливо сказал начальник. — Где же я теперь такого оперативника найду? Тебе ж цены нет, Семен Тимофеич!

— То-то вы и наказывали меня бессчетно за бесценность-то! — не утерпел Марченко, чтобы не подколоть начальство.

Да ведь без этого он бы не был Семеном Марченкой!..

СЕМЕН ПАСЬКО Дело капитана Егорова

1

Обычно тихий, спокойный рядовой Иван Кузьмин не вошел, а ворвался в кабинет начальника корпусной разведки подполковника Тарасова, одним духом выпалил:

— Товарищ подполковник! Товарищ подполковник! Беда… Капитан Егоров… застрелился…

Старый служака, подполковник Владимир Митрофанович Тарасов не терпел отступлений от армейских традиций и уставных требований и сейчас был готов взорваться, заставить рядового Кузьмина выйти за дверь, постучаться, снова войти, обратиться по всей форме. У подполковника даже дыхание прервалось от возмущения, по лицу и шее пошли красные пятна. Но весь облик солдата являл столь крайнюю степень растерянности, что подполковник смягчился, сделал вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Да и сообщение было таким, что про нарушение субординации можно и позабыть.

— Успокойся. Ты ничего не путаешь?

— Не путаю, товарищ подполковник, ничего не путаю. Насмерть убился. Вот, — и рядовой Иван Кузьмин положил на край стола трофейный пистолет.

— Сядь. И давай по порядку. Ты кто, из какого подразделения?

— Из БАО… Батальона аэродромного обслуживания. Рядовой Кузьмин.

— Понятно. Почему ко мне прибежал, Кузьмин, а не к своему непосредственному командиру?

— Да ведь много времени пропало бы зря… Пока я ему, командиру своему, доложу, а потом пока он к вам дозвонится… А капитан Егоров разведчик… Вот я и прибежал в смерш.

— Резонно. Что же с капитаном Егоровым? И как можно подробнее. Садись.

Кузьмин сел на стул, спросил:

— С самого начала?

— Если есть начало, давай с самого начала.