Ночные бдения

– Надо было сказать пару слов хозяину, – небрежно ответил я, взмахнув рукой. – Так, мелкие проблемы.

– И ты так долго с ним говорил? Вернулся под утро, – заметила Маринка.

Я виновато улыбнулся и уставился на нее, желая услышать ее догадку.

– Ну ладно, можешь не говорить, я и так поняла, сидел и напивался до отупения, раз такой случай пришелся, – сказала она и весело подмигнула она. – Но ты не бойся, я Ленке ничего не скажу, я тайн не выдаю.

Я весело рассмеялся и пошел одеваться: сегодня меня ждало много дел, и я хотел как следует к ним подготовиться…

Я напоследок пригладил волосы и взглянул на сосредоточенно смотрящего на меня из зеркала человека. Он был молод и красив, как аполлон, его внешность притягивала, очаровывала, этот мужчина излучал спокойствие и уверенность наряду с мальчишеской дерзостью и задором. В нем была сила и харизма. Он был блондином, нисколько ни рыжим, ни капли ни русым, он гордился цветом своих волос и прекрасно знал, как он действует на женщин. Черты его лица были правильны. Он внимательно смотрел умными, уверенными серыми глазами, в них не было ни малейшей изворотливости, ни львиной гордости, ни надтреснутой печали, но они были полны смеха, света и легкомыслия; взгляд его говорил: «Я знаю себе цену и цену этой жизни!» И даже малейшее движение его смазливых глаз выдавало в нем нахала и бабника; а в складках рта сквозила доброта и мягкость, манящая лаской и нежностью.

Я нехотя оторвался от своего отражения и зло усмехнулся – ну что ж, любуйся, пока молодой.

Я вышел на улицу. Дел у меня сегодня, на самом деле, было много, время драгоценно – я не стал растрачивать его впустую и, не откладывая, начал строить будущее.

А начать я решил с покупки пекарни. Да-да, я хотел купить пекарню, чтобы самому печь хлеб, ароматные булочки, булки, каральки, батоны, калачи и плетенки, я уже представлял себе полки заново отремонтированного магазинчика, наполненные изумительными хлебными изделиями, но для этого мне надо было купить пекарню. Вчера утром, гуляя по городу, я прочитал в местной газетенке объявление о продаже пекарни и сразу загорелся идеей ее приобрести, денег для покупки и оформления документов, по моим подсчетам, должно было хватить, да еще и оставалось немного, как раз на Маринкино обучение и квартиру. Я вспомнил, как еще ребенком бегал в эту пекарню за хлебом и всегда умел угадывать время, когда хлеб, горячий, попадал на прилавки магазина, а теперь я сам, если повезет, буду раскладывать на прилавке собственный теплый хлеб.

Именно для этого я шел сейчас к хозяину этой хорошенькой пекарни.

Старое кирпичное здание встретило меня ароматным и душистым запахом хлеба; все здесь было по-прежнему и дышало уютом и духом моего детства.

Дверь в кабинет хозяина отозвалась противным скрипом, я бы предпочел заменить его мелодичным голосом колокольчика. В самом кабинете царил хаос и бездействие, и я подумал, что будет лучше, если хозяин продаст пекарню, может быть, хотя бы новый владелец наведет здесь порядок.

Хозяин показался мне подозрительно знакомым. Молодой еще, неописуемо рыжий мужчина, с наметившейся на макушке плешинкой, короткими рыжими усиками, которые слегка подрагивали, когда он улыбался или говорил. Одет он был довольно неряшливо, но, видимо, с особым тщанием старался выглядеть солидно и богато; он неловко встал, чуть не опрокинув стоящий на столе ноутбук, и протянул мне большую потную ладонь. Я несколько неохотно пожал ее и представился:

– Васильев Андрей Евгеньевич.

Зеленоватые глаза мужчины вспыхнули, а улыбающиеся радостно губы оголили ряд крепких белоснежных зубов, он крепко сгреб меня в охапку и смущенно обнял.

– Андрюха! – возопил он. – Сколько лет, сколько зим!

Он дурашливо похлопал меня по спине и, откровенно ухмыляясь, спросил:

– Не узнаешь меня, да? Эх ты, простофиля. Ну что ж, – сказал он и представился. – Устинов Николай Павлович, твой верный старый друг.

Я уже готов был дать отпор наглецу за «простофилю», но после его слов, всю спесь мою как рукой сняло, я с радостью обнял дорогого друга и огорченно посетовал:

– Как же я тебя не узнал?! Столько лет провели бок о бок! А ты изменился, причем сильно, – я еще раз внимательно оглядел его и, желая сделать приятное Кольке, добавил. – И выглядишь ты солидно, где ж в тебе узнать бывшего сорванца!

Колька предложил мне сесть, сам тяжело погрузился в кожаное кресло, единственную, пожалуй, вещь, на которую было приятно посмотреть.

– Ну-с, бурильщик, рассказывай, какого хрена тебя занесло в это богом оставленное место? – спросил он, и в речи его нахальной и грубой я вновь узнал буйного хулигана Кольку.